Вторая заповедь, или Золотой венец прокуратора. Егор Убаров

«призрак-видение»? Да еще какое!

      – Егорша, какой еще призрак?

      – Видение «чего» или «кого»?

      – А то самое – плаксивое, убогое и несчастное! А еще – не бритое и не прибранное! Писатель-Мастер – вот кто! Что, позабыли? Как же так получилось, что прощался он, Мастер, с Иванушкою этаким франтом, князем-гордецом, а после явился оборванцем, бомжом нездоровым?! Неувязка классическая! И вот выходит, что в таком неопрятном виде, он писатель (!) обретался все это время в «мире покоя»? С «цветочками» в кадках да в домишке сказочном? И вот теперь, сами думайте, литературоведы вы клинические, чем же вся история-то кончилась на самом деле?

      – Браво, Егор Алексеевич!

      – Молодец, Егорша, «ущучил»! Ухватил главное!

      – Ну, так объясняй, журналист, за что я там ухватил!

      – А может… это сделает Александр Сергеевич? Профессор, вы как?

      – Простите, друзья мои, но этот «парадокс» в романе я, кажется, действительно упустил из виду. У кого-либо из вас есть свое мнение на этот счет? Может быть, у вас, Ванюша?

      – Давай, поэтическая личность, не робей! Сказывай!

      – Да, кажется, я понял, почему у нас рождаются такие естественные сомнения в ясном понимании картин происходящего в этих последних главах романа. В том числе и там, где сказано про… непреходящую вечную ипохондрию «ученика» Ивана Бездомного-Понырёва и его «видение» Мастера.

      – Мы все – внимание! Это уже даже интересно, коллеги!

      – Как мы уже выяснили ранее, последние главы романа Мастера о Пилате могли быть написаны только лишь… при жизни самого пациента палаты номер сто восемнадцать, так?

      – А может быть, вовсе даже и не написаны, а лишь рассказаны другому пациенту, случайному соседу… так сказать. Вы не подумали о такой версии, Иван?

      – Да не пытай ты нашего поэта, Жорка! Продолжай, Ваньша! Чай, и сам-то Булгаков – мужик вменяемый, просужий! При ясной памяти и в рассудке…

      – А раз так, то герой Мастер и явился тогда там, в лечебнице, в ту свою последнюю встречу с соседом в своем обычном и не вполне презентабельном больничном виде! И тут совсем уже не важно, каким он представлялся сам себе в своем рассказе в те последние, страшные и трагические минуты прозрения и, может, даже…

      – Успокойтесь, мой друг, попейте воды!

      – …в последние часы своей жизни! В плаще или со шпагой, с волшебным перстнем или на сказочном коне! Главное – в другом…

      – В чем главное, Ванюша? В чем?

      – В том, что в эти последние встречи… Мастер и рассказал соседу нечто главное! То, как он… завершит свой роман и всю историю о Пилате!

      – Ну, конечно же, коллеги! Как же я сам не догадался об этом! Я полагаю, что это и есть наиболее вероятная версия того, как развивались на самом деле события последних дней и встреч наших героев там, в клинике.

      – А я тебе что говорил?! И все ж выходит так, что Мастер явился Понырёву точь-в-точь в том же самом виде, каким был тогда… ну, при прощаниях-расставаниях в больнице! Обычным, короче, – как всегда!

      – Усталым, болезненным…

      – Обросшим