Забыть Александрию. Ольга Игоревна Ядзе

и не могла его оттолкнуть.

      Отум просыпалась раз за разом, тяжело дыша. Она пропустила обед и ужин. Она не чувствовала голода. Отум вообще ничего не чувствовала. Сны отняли у нее последние эмоции.

      «Может лучше бы меня казнили? Я бесполезна без Гавлона. Мне не выжить, не отомстить»,– думала она.

      На следующее утро она проснулась из-за того, что Лотта стала барабанить в люк.

      – Эй, Отум, просыпайся. Идем завтракать! И деду заодно еду возьмешь! – крикнула она.

      Гавлон не услышал этих воплей и продолжил мирно посапывать. Во сне его расслабленное лицо выглядело значительно моложе. Отум подошла к люку и покорно спустилась вниз. На первом этаже уже бурлила жизнь: Адель и Лотта уже были в своих рабочих платьях и подметали пол, а Арчер накладывал на стол. Завтраком оказались две сваренных картошки, два куска хлеба грубого помола, и по половине стакана воды.

      – Спустилась, наконец-то! – воскликнула Лотта, присаживаясь за стол. – Ты случаем не стесняешься кушать? Не переживай, не обеднеем. Гавлон все возместит.

      Отум кивнула и села за стол, а следом и Арчер. Он все время косился на Отум и улыбался. Он, очевидно, уже разузнал, кто она такая, и ему все про нее было интересно. Последней к трапезе присоединилась Адель. Лотта произнесла короткую молитву Богам, и все принялись за еду. Каждому досталось по половинке картошки и половинке хлеба. Отум не хотелось есть, но она понимала, что не принять эту еду будет неблагодарностью. Впервые за всю свою жизнь она вкусила недозрелую картошку без соли и хлеб, похожий по вкусу на резину.

      Так и потянулись ее дни. Раз в сутки она спускалась вниз и ела вместе с остальными. Она таяла на глазах, но не хотела есть. Она приносила еду старику, но тот тоже почти ничего не ел, а Гавлон продолжал спать. Лотта строго-настрого запретила его будить, но Отум не представляла, чем его вообще можно разбудить, раз он впал в состояние, похожее на кому.

      Днем в доме было тихо. Адель и ее мама уходили на работу – они продавали засуженные целебные травы, а Арчер скучал, слоняясь по дому. Несколько раз он пытался поговорить с Отум через деревянный люк, но она не старалась поддерживать разговор.

      Она сидела напротив окошка и подставляла лицо слабым порывам ветра, а он спрашивал свои глупые вопросы. Его интересовало, что кушают богачи и видела ли она народ океана, ему хотелось узнать, как проходят балы и правда ли во дворце спрятаны сокровища Александра, покорителя звезд. Арчеру хватало такта не задавать Отум вопросов про мать и про сестру, и она была благодарна мальчику за это, но чаще всего вместо ответов на вопросы говорила скупое:

      – Извини, я не в настроении разговаривать.

      – О, ясно… – ответил он ей однажды на это погрустневшим голосом. – Прости. Мама сказала, что ты многое пережила. Но, думаю, тебе сейчас лучше отвлекаться от… ну, от того, о чем ты думаешь. У меня, когда папа умер, похожее состояние было. Я не хотел ничего, мне говорить не хотелось ни с кем, вот. Но потом я нашел ножик папы и вспомнил, чему он учил меня.

      – И