Синий маяк. Ксения Литвинова

бы поаккуратнее с ранами, – просит она тихонько. – Чем больше крови, тем крепче Связь.

      – Ты про что-нибудь другое думаешь иногда? – спрашиваю я обречённо.

      – А у тебя сейчас поважнее мысли? – удивляется она. – Тогда я могу одеться, чтобы не отвлекать. Если есть, что надеть.

      – Там, – киваю я, – сундук под столом. Бери, что приглянется.

      Сундук этот большой, кованый, но она его выдвигает одним махом. Я всё порывался разобрать, что там есть, для хозяйственных нужд. Но всякий раз крышку захлопывал. Нехорошо делалось. Да и на что мне платья?

      А гостье сгодятся. Она первое же и натянула – голубенькое. Не новое, конечно, застиранное. Зато вид у неё стал не такой дикий.

      – Длинно! – вздыхает. – Ничего, если я подол подогну? Иголку мне дать не побоишься?

      – Отрезать быстрее, – подсказываю. – Кому их ещё носить?

      – От матери остались? – интересуется. – А мать умерла?

      Догадливая какая!

      – Ну, значит, не обидится, – решает она, придвинув сундук к стенке. – Я тогда ещё гребень возьму, можно? Глядишь, и за человека сойду!

      Это вряд ли, но хорошо, что она притихла. На сундук вскарабкалась и волосы расчёсывает. А глаза голодные.

      – Давно, – спрашивает, – ты здесь?

      – С рождения, – отвечаю.

      – Это сколько?

      – А тебе точно надо?

      Не то, чтобы я тут календари рисовал! Но она так посмотрела – поневоле себя идиотом почувствуешь!

      – Пусть будет восемнадцать, – решаю я.

      – Лет?

      – Ну да.

      – Ну мало ли!

      Как-то не захотелось её в ответ спрашивать. Скажет – две тысячи, мне что тогда, полегчает?

      – А звать тебя как? – интересуется.

      – Раньше, – припоминаю я, – звали Ильмом.

      – А теперь? – удивляется она.

      – А теперь звать некому.

      Усмехнулась – словно бритва блестнула.

      – Ты, – говорит, – так и будешь там стоять, Ильм? Как дальше-то будем?

      – Как-нибудь, – предполагаю. – Полы, что ли, помой, как расчешешься. Раз ты теперь за хозяйку. А я на берег схожу. Сети проверю. Так и заживём.

      – Можно и так, – соглашается она, немного поразмыслив. – Только я рыбу не ем. Даже сырую.

      – Для тебя нормальная еда, как отрава? – не понимаю я.

      – Смотря что считать едой, – говорит она. – Не отрава, конечно. Но всё равно что песок жевать. Разве что вырвет. Желаешь удостовериться?

      – Да нет, – отвечаю, – спасибо. Лучше наберу для тебя ракушек.

      – Зачем? – недоумевает.

      – Бусы себе сделаешь.

      В самом деле, не вечно же тут сидеть, раз она не уходит? Что уж, раз кровожадная нечисть, так непременно воровка? Ладно, пошёл за рыбой. Или топиться – какое настроение будет. Перо только с собой прихватил. Да, и книжки. А то мало ли.

      Пока я сети вытягивал, пока рыбу из них выпутывал, тоски и беспокойства не ощущал. Наоборот, полегчало оттого, что не видно было эту напасть. Ну а что, плакать теперь, что ли? Ведь не может вся жизнь быть праздником! Эта кровопийца и убить меня