Босиком в Рай. Максим Александрович Пыдык

тяжело замер и отворил двери. Люди высыпали на перрон, как цыплята из загона и Лёшик вместе с ними. Шумный, галдящий разношёрстный народ, полный сиюминутных радостей, неловких наблюдений, поверхностных замечаний и повседневных огорчений. На время обилие человеческого существа смешалось воедино, чтобы потом расщепиться на составляющие по автобусам, такси или попуткам. Лёшик любил быть в толпе. Любил смотреть в лица. Любил слушать разговоры. Но, если что упало, рассеянных зевак он не жалел. Только пожилых. И то не всех.

      Не отставая от общего течения расплескавшихся по вокзалу человечков, Лёшик шнырял то тут, то там ловко и умело – опыт как ни как. Смотрел на тучных тётенек, торгующих пирожками, и был не прочь стащить один, что он и сделал, незаметно утянув пирог с мясом. Наконец, прохвост вынырнул из океана человеческой материи и встал около стены, жадно уплетая свою сдобную добычу, да поглядывая на всё это дело со стороны краем глаза, как бродячий кот.

      Так прошло минут пятнадцать. Поезд всё не трогался. Лёшик решил ещё поразмяться и повторно проинспектировал вокзал на предмет не упало ли где чего. Насобирал какой-то мелочи, да пару сигарет. На лавке подобрал целое яблоко и кусок сыру. Пролетело ещё десять минут, а поезд по-прежнему стоял. Присмотревшись, Лёша увидел, что на перроне уже стала собираться толпа. Их не пускали. Задерживали отправку. Что-то явно было не так. Лёшик приблизился, чтобы узнать, в чём же дело.

      В общем, народ судачил, что там в вагоне кто-то повесился. То ли кого-то убили. То ли давно там уже мертвец катается, нашли которого только сейчас, когда запах пошёл. Как бы то ни было, Лёшик сообразил, что произошло зло. Смекнув, что среди зевак нечего толком ловить, он обошёл поезд с другой стороны, где уже совсем никого не было и ловко запрыгнул в крайний вагон. Оказавшись внутри длинного, как туловище змеи, коридора он увидел Ленку – ну проводницу свою. Она шла навстречу быстрым шагом и прикрывала рот рукой. Молчаливая. Сдержанная. Слёз не было, но на лице неприязнь. Схватила Лёшика за плечо. Вывела за вагон. Нагнулась и крепко положила его руку себе на бедро, настояла взять её грубо. Лёша не противился. Он всегда был не прочь помочь даме в затруднительном положении. Сняв напряжение, Ленка закурила. Перевела дух. Выпустила облако дыма и сказала:

      – Этот, который с тобой ехал. Иди посмотри. В туалете там. Если кровь не пугает.

      Лёшик уже с утра предчувствовал что-то подобное, потому знал, что его ждёт и кто. Он зашёл в поезд ещё раз. Длинный тоннель наплывал медленно, проглатывал его постепенно. Продвигал его глубже по своему тускло освещённому пищеводу. Двери в каждом купе были открыты. Пустые коробки для перевозки человеческих душ стояли голые и никому теперь уже ненужные. Выставленные как показ, что с ними теперь ещё делать-то? Все окна тоже пораскрыты, отчего в вагоне стояла влажная свежесть. Неприятный сквозняк бродил по вагонам. Словно после шумного банкета жизни весь зал опустел, гости разошлись, и теперь остались только декорации, напоминавшие о прошлом отрывками: то чьей-то забытой кружкой, то не застёгнутым