Три долі. Марко Вовчок

ответил ей сечевик, слегка наклоняя над нею свое смуглое лицо. – А коли утомилась, так на руках понесу.

      Маруся схватила его за руку.

      – Бью челом пану гетману, – сказал сечевик, низко кланяясь.

      – Он продаст нас! – глухо проговорил пан гетман.

      – Милостивый Бог не выдаст, супоросная свинья не съест! – возразил сечевик.

      – С ним нельзя правдою! – воскликнул пан гетман, – нельзя…

      – Ничего, пане гетмане, ничего: де не хватає вовчої шкіри, там ми наставимо лиса [12], – проговорил сечевик, – будьте здоровы и нас поджидайте. Пойдем, Маруся малая.

      Они вышли из гетманской светлицы и направились опять к городской заставе.

      Все было тихо и темно по улицам; вишневые садики мягко белелись; где-то глухо журчала вода.

      Отойдя несколько шагов, Маруся оглянулась на гетманскую хату.

      В отворенных дверях, через которые они только что вышли, стоял пан гетман и глядел им вслед.

      При неясном свете мерцающих звезд едва виднелась его фигура, но и это неясное очертанье было до того преисполнено выраженьем муки, что у Маруси сердце больно забилось.

      – Утомилась, Маруся? – спросил сечевик, пробираясь по излучистым переулкам.

      – Нет, – отвечала она. – Мне хорошо итти. Далеко могу, куда хочешь!.. Мы далеко пойдем?

      – Далеко.

      Несколько времени они шли молча. Раза два или три им то навстречу попадались, то перегоняли их чигиринские жители – все сильные, крепкие люди, которые, как будто мимоходом, только взглядывали на них и затем повертывали своею дорогой.

      У заставы вдруг поднялся с земли какой-то гигант с аршинными усами и воздвигся перед бандуристом наподобие колокольни.

      – Куда Бог несет, ласковый пане бандурист? – спросил он.

      – Туда, где добрые люди, шановный земляче.

      – Ну, а как повстречаются злые, пане бандурист?

      – Волка бояться, так и в лес по ягоду не ходить, земляче.

      – Кабы я был козак сильный, пане бандурист, я бы поклонился тебе и попросил бы… да несмелый я козак!

      Маруся пожелала получше поглядеть на этого «несмелого», но голова его была так от нее высоко, что она могла видеть только висячие, как снопья свежей степовой травы, усы.

      – Ничего, осмелься, – ответил бандурист.

      – Спой ты мне какую ни на есть думку.

      – Изволь.

      Бандурист тихонько заиграл на бандуре и тихо запел:

      Ой послухайте, ой повидайте,

      Що на Вкраїні постало:

      Під могилою, під Сорокою,

      Множество ляхів пропало [13]

      Когда пенье смолкло, «несмелый» козак отодвинулся в сторону и бандурист с Марусей свободно вышли за заставу.

      Дорога вилась далеко-далеко черной змеею по мягкой, густой мураве. В чигиринских садиках пели соловьи.

      XVII

      Ровно через две недели после свиданья с паном гетманом, тихим чудесным вечером, старый бандурист со своим поводырем медленно подходил к

12

Где не хватает волчьей шкуры, там мы наставим лисьей.

13

Послушайте, поглядите, что на Украйне делается: под Сорокою могилою побито множество ляхов.