Могильщик. Ф. Ибраева

есть справка о семейной наследственной психической отягощенности. Нельзя исключать, кинулся под колеса. Дорога была мокрой, шины скользили, притормозить не было шансов.

      – Ну, даете! Ему было не до депрессняков, вы прекрасно это знаете. Он круглосуточно заботился о матери и сестре. Хорошо, не аргумент. Но как можно кидаться под колёса спиной? Как технически это проделать? Вы сможете? Давайте следственный эксперимент проведем.

      – Ёще что проведем?

      – Вам выгодно валить на ливень. Природа виновата, дорожники. – Я понял, что проиграл.

      – Повторяю, – адвокат взялся за галстук, повертел шеей. В шее хрустнуло.

      Он поворачивает голову. Я поворачиваю голову синхронно с ним. Неподалеку от нас Сана выводит наискосок аэрозольной краской на лобовом стекле и капоте Нисана броскую надпись, почти дописала: «продажный адвокат». Граффити цвета ядовитой фуксии на тусклом черном фоне показалась взрывом бомбы. Видел когда-то документальные кадры замедленной съемки, как растет завораживающей красоты ядерный гриб. Возле офиса эффект повторился, только вместо черно-белой картинки ядерного взрыва меня загипнотизировала цветная наскальная живопись зловещего содержания. Спасаясь, повернулся спиной к взрыву, втянул голову в плечи, защитил лицо руками.

      Простоял бы так целую вечность, если бы не Илларионов. Он не поддался гипнозу, шустро схватил мое запястье, вывернул руку за спину. Я согнулся от боли наполовину. В унизительной арестантской позе адвокат повел меня к Нисану, кинул на капот, поставил раком, загнул вторую руку. Удерживая меня одной левой, правой достал свой телефон, вызвал полицию. Сана мужественно стояла рядом, не сбежала.

      Полицейские примчались мгновенно, посадили нас в машину, увезли в участок. Следом туда приехал Илларионов, написал заявление. Нас допросили, обыскали сумку Саны. Нашли два баллончика, один с аэрозольной краской, второй с перцем для самообороны, маникюрные ножницы, связка ключей, театральный грим, – полный набор террористки. После допроса отправили в коридор сидеть, пока ещё на стульях. Мы пробыли в участке до приезда родителей. Приехали родители, объяснились с полицейскими, забрали нас.

      Удивительно, но дома мама выслушала меня, не перебивая, без комментариев. Я рассказал, откуда взялась Сана, что она друг, с ней я на одной волне, наши вибрации совпадают. Внес ясность, почему в участок пришло двое мужчин в качестве отцов Саны. Изложил без утайки причину визита к Илларионову.

      Нэнэйка металась между нами, норовила встрять: «краска не его, он не красил, он вел себя культурно, он культурный мальчик, это она хулиганка». У неё выходило «хулюганка». Мама безжалостно прекращала бабушкины попытки вставить слово в мою защиту. В конце разборки вынесла вердикт, не подлежащий обжалованию: «После занятий сразу домой. Никаких встреч с Оксаной. Слушаться бабушку, всегда докладывать, куда собираешься уходить. Врать не советую».

      Некоторое время строго придерживался новых инструкций. С Саной не встречался. Её не обложили запретами, как меня, но ей было