Могильщик. Ф. Ибраева

дозвон. Понял, не прекратит, если не отвечу, она же чумачечея. Схватив телефон, проскочил мимо физика, не спросив его разрешения.

      «Его убили. Ублюдок паршивый насмерть сбил. На паршивой машине. Сзади наехал. Не верю. Его убили…, – эту информацию Сана долдонила по кругу. Она никогда, даже ненароком, не произносила имя, но я сразу понял, о ком речь. Что говорят в подобных обстоятельствах, не знал. Осенило, что надо делать – ехать к ней. Спросил, как доехать, забрал сумку на глазах удивленного препода, побежал на остановку. Влетит за наглость – переживу. У девчонки настоящая жесть случилась.

      Дверь открыла мать. Пока разувался, беспрестанно умоляла: «удержи её дома, удержи её дома». Сана крупными шагами мерила комнату по диагонали. Увидев меня, остановилась, завыла, запричитала. «Он вот на столько не был счастливым», – показала большим пальцем грань, самую верхушку указательного пальца, настолько он не был счастлив. – Он родился быть несчастным. Что хорошего он видел в жизни? Почему именно он? Он никому не мешал». Я молчал, на такое не отвечают. Не прекращая причитать, внезапно Сана стала чрезвычайно деятельной: начинала и бросала набивать сумку, рылась в шкафу, хваталась за телефон. Явно куда-то собиралась. Не потому, что умоляла мать, сам дошел, надо удержать девчонку дома. Спросил как можно мягче: «Куда собираешься? Меня возьмешь?» Не переставая возиться с одеждой, Сана спросила: «Поедешь со мной на кладбище?» По описаниям Саны парень был темноволосым, смуглым, скорее всего, мусульманин, следовательно, хоронить будут на мусульманском кладбище. Честно ответил, что туда во время похорон девушкам вход запрещен. Мое предположение отвергла решительно:

      – Не ври, сейчас пускают.

      – Всё равно его не увидишь, его уже завернули в саван. – Два года назад хоронили деда по мусульманскому обряду, поэтому говорил со знанием дела, то есть с уверенностью в голосе. Не тут-то было.

      – Пусть. Хочу видеть, как его замуруют в землю. Он для всех лишний. Хочу лично удостовериться, что он умер. Вдруг все врут, на самом деле, он не умер, – сказала спокойнее.

      Слава Богу, успокоилась, подумал я. Через мгновение разревелась градом слёз. Буквально умылась слезами. Страдала всерьез: лицо исказилось, покраснело, опухло. Безостановочно двигалась, истошно выкрикивала претензии к жизни, почему та несправедливо устроена, никого не слушала.

      Подумал, ничего опасного не произойдет, если вдвоем поедем на кладбище. Пытался уговорить мать Саны отпустить дочку попрощаться с парнем. Старался говорить рассудительно, то есть по-взрослому. Внешне мать не истерила, но по всему было видно, что внутри полыхала паника: «Нет-нет, об этом не может быть и речи. Только с тобой? Без меня ни за что! И так неустойчивая психика, предлагаешь сильнее расшатать?»

      Женщины сперва бурно отрицают, истощив силы, потихоньку успокаиваются, к ним возвращается способность анализировать, и, в конце концов, соглашаются с разумным предложением. Бронебойный довод «не отпустите, будете потом