Палата 6. Александр Устимин

сердце. Это были околосмертные переживания. Понимаешь же, что у тебя никогда не было родителей?

      Он кивнул.

      – Григорий Олегович?

      – Что, малыш?

      – А у вас есть дети?

      – Нет. И не будет, пока этот мир полон агрессии, пока существуют вещи, превращающие круглолицего «подсолнуха» в жестокое быдло.

      – Тяжело так… – он прикрыл глаза. Его реплика явно относилось не ко мне.

      У меня есть традиция следить за всеми сообщениями интернет-СМИ о моих пациентах. Имею в виду о тех, чьи преступления вызывают хоть какой-нибудь общественный отклик. Особенно интересно читать комментарии читателей под такими постами. Они все безумно однотипны и содержат в себе слепую ярость, призывы к самосуду и недовольство наказанием… Порой хочется показать воочию этим ангелам с праведной пеной на губах, что такое существование делает с человеком. Нет, я не оправдываю преступников, просто не понимаю, чего хотят от них все эти диванные мстители. Смерти? Ладно. Наказания? Вот это читать очень смешно.

      У Отрыжки было много интернет-защитников, в комментариях разыгрывались эпические битвы между сторонниками линчевания и теми, кто полностью оправдывал этого преступника. Но мне интересно не это, благодаря своей амбивалентности я принимаю любое мнение, мне в этих сообщениях интересны мелкие биографические подробности, упущенные следователем. Например, один комментатор написал, что Отрыжка работал наркокурьером и сам употреблял наркотики, другой – о нетрадиционной сексуальной ориентации парня. Естественно, неподтвержденным словам верить нельзя, но, наблюдая за тем, как журналисты подхватывали эти слухи и лепили к своей следующей статье, а потом за тем, как расследование в Интернете обрастало новыми подробностями и к финалу представляло собой абсолютно иную историю, чем та, которую привезли мне в желтой папке вместе с пациентом, я смеялся и вспоминал вывод Померанца о том, что стиль полемики важнее ее предмета.

      Пять лет назад Отрыжка не имел ничего, сейчас у него есть и того меньше. Когда он освободится, всё, что у него останется, – это полуразрушенные лекарствами органы и усталые глаза на неизменно юношеском лице. И люди будут шарахаться от него во все стороны.

      – Какой молодой…

      Вошедшая в палату медсестра проверила капельницу, посмотрела на меня.

      – Психический?

      – Да.

      Она устало вздохнула:

      – Бедняга.

      – На нём два трупа, – сказал я, мне нравилось наблюдать за реакциями на такую информацию.

      Медсестра не особо отличалась от наших внешне, но выглядела непьющей. Скорее всего, у неё много внуков, она любит вязать спицами и смотреть Малышеву или Гузееву. Поэтому меня не удивил её ответ.

      – Растущие в грязи дети – тоже цветы. Может, опасные, может, ужасные, но цветы.

      – За цветами следует ухаживать, – проронил я.

      – Воспитывать и любить, – добавила она.

      Я кивнул и промолчал.

      Многие думают, что будущее ребенка зависит от воспитания. Нет. Ни капли. Оно