Поворот круга. Елена Аксельрод

вместе с деревянными плечиками, на которых висели пальто и платья. Сдвинутый с места стол лишился своего привычного бархатного облачения. На полу у серванта белели осколки кузнецовской чашечки. Видно, разбили впопыхах. Забытые люстра и трюмо озаряли и множили беду и разор. На кухне в шкафчике сиротливый стакан в серебряном подстаканнике. Его подавали Фриту, когда на семейных торжествах он сидел во главе стола.

      Клара Семеновна на похороны не приехала и на телефонные звонки не отвечала

      Тетрадь вторая.

      Путеводительные переводы

      Сергей Васильевич

      Кое-как отвертевшись от распределения, пробую переводить стихи. Мама познакомилась и подружилась с еврейским поэтом и режиссером Яковом Моисеевичем Штеренбергом. Прежде он жил в Румынии, но оказался в Советском Союзе, когда к Советам была присоединена Бессарабия. Естественно, Штеренберг сразу попал в трудовой лагерь, откуда вернулся только в 1949-ом году. Яков Моисеевич в обтрепанном пальто с двумя висящими пуговицами оставался элегантным, поражал нас европейскими манерами, целовал маме ручку. Не знаю, когда появилась у него жена – композитор Оттилия Лихтенштейн. Она писала музыку на его стихи, но пуговицы не пришивала. Внешность у нее была экзотическая: над смуглым лицом шапка черных африканских волос в мелких завитках. Яков Моисеевич, оказавшись в Москве, занялся переводами, но был не совсем уверен в своем русском. Пригласил маму в помощницы, стал обучать нас обеих румынскому языку. Штеренберг, получив заказ на перевод книги Михаила Садовяну, позвал маму в соавторы. Она переводила и с молдавского (тот же румынский, только кириллица и с советским акцентом).

      В начале пятидесятых я перевела несколько рассказов Шолом-Алейхема. Конечно, первым моим советчиком и строгим редактором была мама.

      Стихи я только начинала переводить. Была вполне неопытна. У меня не было учителей, в Литературный институт пыталась поступить, уже учась в Педагогическом. Но мне повезло. Появился наставник, да еще какой!

      Имя Сергея Васильевича Шервинского было мне известно еще по институтскому курсу зарубежной литературы. В его переводах мы «проходили», вернее «пробегали» Софокла, Катулла, Эврипида. Говорили, что он дружит с Ахматовой, что Анна Андреевна часто гостит у него в наследственном имении Старки под Коломной.

      В 1955-ом году Шервинский редактировал для издательства «Художественная литература» антологию румынской поэзии. Он был «внешним редактором», то есть приглашенным со стороны. Внутренний редактор и составитель этого внушительного тома Абрам Садецкий порекомендовал Сергею Васильевичу поручить мне некоторые переводы.

      И вот Сергей Васильевич приглашает меня к себе, в свой особняк в Померанцевом переулке на Пречистенке. Я и мечтать о таком не смела. Прежде я никогда не видела потомственных аристократов. Встречала их только в книгах. Из всех художников, приходивших к папе на Барикадную, моему представлению