В конце пути. Клэр Норт

эту книгу, но ее больше не издавали – отыскать этот экземпляр было непросто, скажу я вам, – и девочка спросила:

      – Зачем ты пришел?

      – Я вестник Смерти, – ответил я.

      – Ага. Логично. Ты со мной побудешь, или тебе пора бежать?

      Я представлял сотню вариантов этого диалога. Ребенок, для которого я – не предостережение. Я заготовил тысячу фраз, и вдруг такое: она не рассердилась, не испугалась – лишь захотела узнать, посижу ли я с ней, поболтаю ли, и я почувствовал себя полным идиотом. Выходит, я думал только о себе. Непростительно. Совершенно… Короче говоря, я решил:

      – Побуду с тобой немного.

      – Хорошо. Расскажи мне про смерть. Какая она?

      Я не знал, но все равно попробовал – мол, бояться не надо, умирают все, – а девочка перебила:

      – Нет, глупенький, я спрашиваю не про умирание; этим я всю жизнь занимаюсь. Что такое смерть?

      – Я… Я не могу ответить.

      – Почему? Ты не знаешь?

      – Наверное, каждый знает. И… и, наверное, не знает никто. Я… я думаю, трудно принять ответ, когда ответ – ничто.

      Она кивнула – ни дать, ни взять учитель, чьи ученики наконец-то усвоили важный урок.

      – А как выглядит Смерть? Ну, твой шеф.

      – Я встречался с ним только раз.

      – Значит, он – он?

      – Нет. Хотя я воспринимаю его именно так, каждый видит Смерть по-своему. Для кого-то это – фигура в черном, а для кого-то – женщина с бледным лицом. К одним приходят древние боги, к другим – дьявол, а к третьим – ангел. К одним является возмездие, которое постоянно их искало, а к другим – давно утраченный брат. Всегда по-разному, и облик Смерти для каждого уникален.

      – А Смерть видят все?

      – Под конец – да.

      – Но ты же человек, ты не можешь посетить всех-всех умирающих.

      – Не могу. Я – любезность; меня посылают раньше начальника в особых случаях. Иногда я прихожу предостеречь, а иногда – выказать последнее уважение.

      – А со мной как? – спросила девочка.

      – Думаю… Думаю, к тебе меня прислали выказать уважение. Обычно я этого не знаю, но… Мне кажется, так.

      Она не плакала, эта девочка в больничном балахоне. Погрустнела она лишь раз: когда подумала о том, что теперь делать ее семье. Я встретил родителей девочки – нечаянно столкнулся с ними на выходе из палаты, и у меня не хватило духу рассказать им, кто я и зачем я приходил. Их имен в моем календаре не было, и я не чувствовал себя обязанным… Я просто боялся. Убеждал себя: своей откровенностью я не выкажу им уважения; не выкажу его так, как того хотел бы мой начальник. Девочке мое присутствие открыло правду, но для родителей эта правда стала бы… В общем, я ушел без оглядки, только они как-то все поняли и заплакали – нет, хуже, они старались не плакать, ради дочери старались вести себя как ни в чем не бывало, поэтому заплакали они в коридоре, потом вытерли слезы, надели улыбку и шагнули к дверям палаты. Я… В моем деле нужно уходить без оглядки. Я – не Смерть. Я навещаю живых, и когда я их покидаю, живые по-прежнему живы, и… и потом является