Две повести. Александр Солин

боевым, а, скорее, никаким, готовым, тем не менее, опрокинуться в ту или иную сторону в зависимости от обстоятельств. Жена, подобрав под себя ноги, снова прильнула ко мне и расслабленным голосом спросила, как дела на работе. Я воспользовался моментом, убрал звук у телевизора на тот случай, если очередной чудак с экрана вдруг опять возьмется учить меня уму-разуму, и сообщил, что, скорее всего, в ближайшее время уеду в командировку.

      – Предупреди меня заранее, чтобы я успела тебя собрать, – сонным голосом сказала жена.

      Сам не знаю, зачем я сказал про командировку. На самом деле ни в какую командировку я не собирался.

      "Как странно устроен человек! – думал я, скользя щекой по мягким локонам жены. – Вот сидим мы рядом, два близких существа, голова к голове. Кажется, подумай один из нас о чем-нибудь, и мысли, как искры, сами побегут к другому. Ан нет, не бегут! И одному из нас в данный момент совершенно невдомек, что происходит с другим. И это притом, что внутри у другого, то есть у меня, настоящая революция. Загадочная природа! Создала биополе и не предусмотрела сопутствующего ему средства коммуникации. Вместо этого подвесила корявый, заплетающийся язык, который немалая часть людей использует в прикладных целях чаще, чем по прямому назначению. Вот и выходит: пока не пошевелишь языком – никто ничего не узнает. А если рассказать нельзя? Значит, так и помирать со своей революцией в обнимку?" – думал я, посматривая на картину неизвестного художника под названием "Домашний уют в оранжевых тонах с затаившейся в нем нечистой силой" и стараясь по возможности отвлечь жену от телевизора. Для этого я обнял ее покрепче, активно потерся щекой по волосам и даже поцеловал два раза в лоб. Поцелуй я ее третий раз – и это было бы уже приглашение. Я же, честно говоря, ни о чем таком сегодня думать не мог.

      Взамен я стал рассказывать ей про то, какие забавные типы попадаются в маршрутках; как много людей с мобильниками слоняется по городу без дела в рабочее время; какая ушлая нынче пошла молодежь; про Хотябыча, который обещает подкинуть премию на приличные часы; про сумасшедших людей, что выстраиваются в очередь за автографами знаменитостей под присмотром милиции; про черные лимузины, в которых возят всякий сброд; про то, что дни, как бусины, нанизываются на нитку времени, а мы толком нигде еще не побывали – хотелось бы поехать туда, где влажный запах зелени, земли и невидимой жизни проникает в легкие, отравленные свинцовым дыханием города.

      Не знаю, заменил ли я ей своим рассказом то, на что она рассчитывала, но в ходе моего повествования жена несколько раз вскидывала на меня свои серые глазищи, излучая ими полное удовлетворение.

      Наконец в комнату в очередной раз заглянула Светка и сообщила, что уже поздно, и она идет спать. Жена спохватилась, с сожалением оторвалась от меня и направилась укладывать детей.

      Оставшись один, я с пугливым любопытством уставился на пресс-секретаря нечистой силы, каким в этот вечер являлся телевизор, в ожидании его очередного заявления. Я подумал, что раз уж некуда деваться от их чертовых назиданий – может быть, расслабиться и получить если не