Катя. 1941. Начало. Крюкова

в своих чувствах, как они клялись друг другу в верности, а получила совсем другое.

      – Всё, – подтвердила тоже расстроенная Христина. – Это был не мой принц.

      – А я-то уже надеялась, что хоть у тебя вечер удастся.

      – Не переживай, мы обязательно встретим своих единственных, – ласково погладила Христина русые волосы подруги, – и обязательно одновременно. Мы будем очень счастливы.

      – Ты в это веришь?

      – Конечно, мы же вон какие красавицы, – Христина ласково улыбнулась. – Кто-то на нас да клюнет.

      – Ты так говоришь, словно мы никому не нужны.

      – Нет, я точно знаю, что скоро встречу того, кого полюблю всем сердцем, и пойду за ним на край света, – и Христина взглянула в окно, устремляя взгляд куда-то в даль, будто пророчество произнесла.

      Катя с восторгом на неё смотрела. А ведь и её должна где-то ждать вторая половинка. Принц, как любит говорить Христина. Где же он, тот самый принц? Где же эта настоящая любовь, о которой так загадочно твердила старшая подруга? Она так ждёт её, так ждёт. Вот и Кате тоже хотелось этой любви, хоть немножечко.

      Так девчонки просидели до полудня. Обнявшись на кровати, как две неразлучные сестры, плакали, смеялись, делились сокровенными девичьими тайнами, радостями и разочарованиями, мечтали о том самом, единственном.

      Лето шло своим ходом, и жара усиливалась. Каждый день подруги ходили купаться на берег реки. Симон больше не появлялся в их компании. Катя иногда о нём думала, кусала губы пристыженно, вспоминая, каких глупостей сгоряча наговорила школьному другу, но солнышко и плеск воды быстро отвлекали её от этих мыслей, не свойственных семнадцатилетней девушке, беззаботно резвящейся в тёплой речной прохладе.

      Однако, вернувшись домой, девушки всё чаще замечали во дворе сборы взрослых, которые о чём-то горячо спорили и шептались.

      – Мама, что вы там постоянно обсуждаете? – влетела на кухню Катя и быстро схватила с тарелки на обеденном столе спелый, первый в этом году сочный персик.

      Мать Кати, пожилая женщина, поседевшая не столько от возраста, сколько от пережитых в гражданскую войну потрясений, грустно взглянула на дочь.

      – До нас доходят тревожные слухи. Говорят, немцы собираются воевать с Советским Союзом.

      – Не может быть, у нас же вроде мир с ними, – Катя лёгким движением уселась на деревянный стул подле стола и вульгарно закинула ноги на стол. Её мать, Вероника Николаевна Астахова, очень не любила, когда единственная дочь так неприлично себя вела, но сейчас никак не отреагировала на её поступок. Видимо, дело действительно было серьёзным.

      – В этом мире всё может быть, Катюша, – лишь грустно заметила она. – Я такого с твоим отцом за свою жизнь навидалась, что и не передать.

      – Ты это о революции? – поинтересовалась дочка. – Вы с папой никогда не рассказывали о вашей жизни в те годы, рассказала бы.

      Мать горько хмыкнула.

      – Нечего рассказывать, ничего хорошего там не было.

      – Правда? А почему нас всё время в школе учили тому, какое это великое дело, какое это важное