Библиотекарша: роман с жизнью и смертью. Виктор Аркадьевич Бердинских

сборника в начале 70-х годов. Вполне объективная с одной стороны. Человек то масштабный. Старый птицелов.

      «Кажется, что годы прошли недаром и автор немало поработал. И вот перед нами уже не несколько стихотворений, а проект отдельной книжки, потребовавшей больших усилий и раздумий. И есть в этом проекте добрые строки.

      Но когда, посмотрев сначала в целом, начинаешь раскладывать это целое на слагаемые, тогда становится ясно, что работы впереди ещё очень много. Большая часть стихов ещё не защищена от совершенно справедливых тотчас же возникающих упреков, не выверена в должной мере. Часто ощущаются и некоторая книжность, вторичность отдельных строф и строк, некоторая риторичность.

      Самое лучшее – сесть бы сейчас рядом с автором и подробно пройтись по рукописи от первой до последней строки. Но такой возможности у меня нет. Написать всё, что надо, тоже не смогу – это значило бы создать еще большую по размерам рукопись. Постараюсь ограничиться самым существенным, насколько в моих силах было его уловить.

      Вот открывающее рукопись стихотворение «Рука человека». Мне не нравится и эта неизвестно какая, почти символическая птица – Птица, так сказать, с большой буквы. Не верю я и в льняную то ли петл, то ли силок. Не верю по материалу – применяли тут конский волос. Не верю, что птица попала в силок крылом, обычно попадают ногами, головой, не верю последовательности строк во второй строфе, считаю неточной строку – «с кровью перья яростно рвала».

      А когда рушится реальная подоснова стиха, рушится и весь этот стих в целом. А почему «Рука человека»? Тут ведь две руки: одна ставила силок, другая спасала птицу. А если, всё-таки одна и та же рука, то тогда надо бы уже не «с великой верой», а – «с наивной» или даже с «глупой». Композиция не выверена и в следующей «Морошке»… В «Северных оленях» как то выспренне кажется мне – «в неподвижности смирившихся рогов дух непокорности угас». Вместо «они стоят» – не более ли последовательно – «И вот стоят уже запряжены». «Гармошку» на мой взгляд надо сжать в ее первой части не меньше чем наполовину, отобрать только важнейшие детали.

      И вот за символической птицей в «Руке человека», почти символическими оленями идут (точнее – летят) почти символические журавли. АХ, Анюта! Использованы в поэзии эти улетающие на юг журавли давно и многократно. Но как же им не улетать? Не застывать же здесь? Тут трагедийность привнесена поэтами – на самом то деле ее нет. И для меня снова рушится стих, чуть только не выстояла его реальная подоснова. А тут есть хорошие строки и что то можно сделать, чтоб спасти и довести этот стих.

      «В нашем городе» давно мне известно и вроде все правильно. Но как растянуто и как невзволнованно тускловато. (…) И следующие стихи надо сжимать. Чистить, делать мужественнее. Словом задумка есть, есть собственные строки уже сделанные. Работы очень много, но это и хорошо. Удачи вам!» Если я сделаю хоть малую часть того, что он мне насоветовал – все мои стихи умрут. Они – женские, а не мужские. Стих – это не гроб и не комод. Тут