Охота на кавказских мужчин. Оганес Григорьевич Мартиросян

выпила стакан кефира смело.

      О, туфли – лодки, где же корабли?

      Они стоят давно в открытом море

      и ждут погоды час, неделю, год.

      Увидимся с тобой на мониторе.

      Обсудим книги, фильмы и народ.

      Друг другу осторожно улыбнемся.

      Побудем в тишине и на коне,

      поскольку холод на планете – бонза.

      Театр – Мане, кинотеатр – Моне.

      Стаканы – время, а пространство – блюдца.

      А мне твердит от сигареты дым:

      поэзия и жизнь пересекутся,

      как рельсы под составом грузовым.

      * * *

      Мне позвонил вчера мой товарищ Василий.

      С ним поболтали о кинопремьере солнца,

      души свои зажгли, доказали, простили.

      Вася перевернул представления горца.

      Тот размышлял о дне, даунах и квартирах,

      где разлагается общее наше тело.

      Вася сказал кафе, пиццу с кинзой и сыром

      и процитировал Блока, Дефо и Селу.

      После мы вознесли небо с земли и неба.

      Вася глотнул вина и закурил Манхэттен.

      Я положил ничто на два кусочка хлеба.

      Стал до конца, весьма всем на свете заметен.

      Впрочем – включил экран, посмотрел на девчонок,

      что гоняли попсу и танцевали топлес.

      Вася ушел листать кадры из кинопленок.

      Я будто вами стал, Винсент, Джулс и Уоллес.

      И произнес легко, словно арий и парий:

      слушай меня, весь мир, слушай меня, Россия:

      проза – это коньяк, пиво – это сценарий,

      виски – это стихи, водка – драматургия.

      * * *

      Абхазия, конечно, мандарин.

      Армения, конечно, Цвет граната.

      Я масло мажу на холодный блин.

      А большего под утро мне не надо.

      Ну можно, если честно, вкус вина

      почувствовать и ощутить в желудке.

      Раскинута российская страна.

      Внутри нее танцуют танго утки.

      А гуси исполняют телом вальс.

      Россия – ты стакан холодной водки

      и жареная курица для вас,

      Пеле и Клопп в атаке и в обводке.

      Пике и Месси за одним столом

      в кафе Ван Гог на улице Мадрида.

      Я ощущаю слева – в сердце – гром.

      Я прочитаю в ночь всего Майн Рида.

      И так скажу от имени армян

      из глубины любого монитора:

      мужчина, твое имя – д'Артаньян,

      у коего меж ног – три мушкетера.

      * * *

      Саратов разделил на части поезд —

      их стало и не стало две.

      Я подтянул на шортах черный пояс.

      Побыл минуту в голове.

      Потом спустился в легкие и сердце.

      Внимания страна полна

      к моим словам одеться и раздеться.

      Присохла к языку слюна.

      Жару исторг и выпил холод Цельсий,

      разинув до предела рот.

      О, не переходите, люди, рельсы —

      трамвай по ним всегда идет.

      * * *

      Таблетки выпиваю и порождаю гром.

      Плывет вокруг Чикаго пятиэтажный дом.

      Он стонет и танцует