Боль свободы. Владимир Игоревич Саяпин

землю. Остается только брыкаться и кричать, но это сумасшествие пробуждает ум и заставляет проснуться.

      Глаза открываются, и кошмар рассеивается мгновенно, но боль остается. Лицо жжет так сильно, будто оно горит. Во рту сухо, губы обсохли так, что кажется, будто их стягивает. Костер полыхает рядом во всю силу, но стоит отвернуть голову, как тут же прохлада остужает перегревшееся лицо.

      Не сразу даже удается заметить, что посветлело, что ночь уже прошла. Хочется на миг провалиться обратно в сон, но затем быстро вспоминается прошедший день, исполненный приговор, неудачная посадка и утонувшая капсула. И эта чертова капелька воды, упавшая тогда с листика. Тут же глаза распахиваются, давая сознанию вместе с взглядом прогуляться по окружающей природе, чтобы понять, какое утро встречает пробудившийся ум.

      Глаза видят чуть лучше. Боль в ноге медленно закипает, ноет, но не тревожит так сильно, как вчера, и пока что не хочется к ней возвращаться, пока есть хоть миг покоя, когда можно чуть внимательней осмотреться.

      За спиной заросли. Над головой свисают кусты. Пламя костра пляшет на деревяшках в опасной близости от живых растений, успев обжечь края нескольких листов, хотя вчера ночью казалось, что этого расстояния должно хватить. К счастью, пламя не успело перепрыгнуть на сырые от живительных соков растения, а только очернило их края, и хотя бы можно не бояться пожара.

      Впрочем, пока мысли оставляют костер. Даже задуматься о том, чтобы подвинуть горящие палки, сейчас не приходится, когда взгляду удается достать до самых холмов, вчера размытым пятном липнущих на горизонте. Впереди, за костром, за границей леса, за лужей черного песка, играючи проглотившего целую межпланетную капсулу, лежит равнина, усыпанная красным песком.

      Лес, огражденный невысокими зарослями пышных кустарников, в которых смешиваются разноликие, незнакомые растения, огибает лужу черного песка чуть дальше, поворачивается кромкой и растет по направлению к холмам. А с другой стороны, слева от того места, где пришлось устраивать ночлег, лес уходит в сторону, раскрывая объятия пустыне.

      Усыпанная красным песком равнина тянется с левой стороны до самого горизонта, и взгляд не желает гулять по ее безжизненной пустоши. А ум уже снова оживает, стремясь всеми силами напитаться влагой, избавив тело от мучительной жажды, за ночь успевшей иссушить губы и отнять голос.

      С одной стороны пустыня, а с другой лес, а значит, поблизости должна быть вода. Непременно должна быть. И мозг готов делать самые отчаянные попытки разгадать тайну ее обнаружения. Он подсказывает мыслями, заставляя их рождаться мгновенной линией рассуждений, что если поблизости есть река, то она течет от холмов, или мимо холмов, и нужно искать ее в той стороне.

      Конечно, нет никакой возможности определить, есть ли вообще поблизости река, но ум отказывается сейчас признавать бессилие. Недолго. Ровно до тех пор, пока решительный взгляд не обращается к ноге.

      Стопа вывернута и торчит в сторону, когда должна указывать вверх. А нога совсем