Прикоснись ко мне. Джус Аккардо

дисками, вытащил один и принялся изучать.

      – Это твоя семья? – он прищурился, поднеся коробку к глазам и покручивая ее в ладонях.

      Я встала на цыпочки и заглянула через его плечо. С обложки ди-ви-ди диска на меня уставилась Ума Турман в своем иконическом байкерском желтом прикиде.

      – Ты хочешь спросить, не родственнички ли мне ребята из фильма «Убить Билла»?

      Почему это я решила, что он чокнутый? Может, он все-таки был на тусовке. Я обошлась без джелл-о-шота, а он принял по полной программе – только и всего.

      – Почему же ты хранишь эти фотографии, если это не семья?

      – Слушай, ты с какой горы спустился?

      Ткнув пальцем в небольшую коллекцию фотографий в рамках, которая стояла на камине, я сказала:

      – Вот моя семья.

      Там были все, кроме мамы. Папашка убрал из дома ее фотографии. Я кивнула на коробки с ди-ви-ди:

      – А это все актеры. Кино, понимаешь?

      Кейл взял в руки одну из фотографий.

      – Странное место.

      Это была моя фотография. Я и мой первый велик – бледно-розовый, сверкающий хромом «хаффи» с белыми стриммерами на руле.

      – Это ты?

      Я кивнула, чувствуя раздражение. Розовые кроссовки, балахон в стиле Китти Уайт и розовые ленты в косичках. Папашка каждый божий день тычет меня носом в эту фотографию, чтобы показать, как низко я пала. Куда подевалась его беленькая девочка с солнечной улыбкой, свеженьким личиком и веселыми косичками, и откуда взялась эта дикая пегая блондинка с пирсингом в носу и надбровных дугах? Мне нравилось думать, что, если бы мама была жива, она гордилась бы той женщиной, в которую я превратилась. Женщиной сильной и независимой, которая не станет мириться ни с чьим дерьмом, включая папашкино. Именно такой я ее себе представляла: такой же, как я, только старше и красивее.

      Я посмотрела на картинку, которую Кейл все еще держал в руке. Я ее ненавидела: тот велик был последним подарком, который сделал мне отец. День, когда он подарил мне эту игрушку и когда была сделана эта фотография, стал поворотным пунктом в нашей жизни. Назавтра наши отношения с отцом рухнули. Он все дольше по вечерам оставался на работе в своей юридической конторе, и все стало совсем не так, как было.

      Кейл поставил фотографию на место и направился к следующей. Вдруг его рука застыла на полпути, лицо побледнело, а мускулы на челюстях свело судорогой.

      – Это подстава, – произнес он спокойным голосом и опустил руки.

      – Не поняла!

      Я проследила за его взглядом. На фотографии – мы с отцом в прошлом году на Дне поселка. Не улыбаемся. Ни он, ни я. Помнится, особой радости по поводу фотографирования мы не испытывали. Как и по поводу того, что нам пришлось встать рядом.

      – Почему они не могли взять меня у ручья? Зачем нужно было приводить меня сюда? – пробормотал Кейл.

      – Не мог взять кто?

      – Люди из комплекса. Люди из «Деназена».

      Я сморгнула. Не может быть – я не так расслышала.

      – «Деназен»? Это юридическая фирма?

      Кейл вновь повернулся