Сто оттенков Веры. Талаssа

под тахтой – пустые гильзы отстрелянных уловками девушек) в его квартире на Покровке.

      Пулемётно-частое позванивание его беспрестанно отправляемого и трезвучие принимаемого «яблочного» общения.

      Скользящие вовне, неприятно попрозрачневшие глаза и переставшие быть искренними улыбки.

      Когда тронулся обратный, Москва-СПб, счастью Веры не было никаких пределов!

      «Освобождение. Обновление. Вдохновение», – как-то так, у Лорки, что ли, было? Нет, у Луиса де Гонгоры. А, плевать.

      Теперь же это было у неё, у Веры. Которая оставила там – на балконе квартиры Костика – вывешенные с позором, башкой вниз, из пулемёта уложенные уловки!

      Вопрос «зачем» перестал не только проговариваться, но и существовать: остался бумажный макетик когдатошнего собора высокой пылающей готики.

      Но неужели всё старательное построение уловок, вся их прецизионная настройка и многофункциональная направленность стоят отнюдь не парижской мессы, а всего лишь элементарности инстинкта продолжения рода – в его современной интерпретации? «Она старается его зацепить, он – её уложить, она – после – его привязать, он – после – не позволить ей этого сделать»: детский сад, штаны на лямках!

      Частенько возникал в памяти короткий, но весьма и весьма зацепивший Веру монолог – на одной из пафосных презентаций (шеф Андрей Андреич часто отправлял ее вместо себя – знал, что «нажористых» клиентов их рекламной редакции она не пропустит и после не упустит). Монолог был выдан случайной соседкой по столу, PR-менеджером крупного консалтингового агентства.

      Дама доброжелательная, весьма неглупая, дорого и неброско одетая, стройная, подтянутая (пока, вроде бы, природно, а не аппаратно), но уже – с лёгким шёлковым шарфиком на шее и не украшенными ничем, кроме бесцветного маникюра, дабы не привлекать лишнего внимания, руками. Соответственно, дама «слегка за пятьдесят».

      Они довольно долго обе держали лёгкую планку отвлечённости, неявных взаимных комплиментов, даже – что бывает редко на столь разношёрстных мероприятиях, – обсудили, взаимно порадовавшись похожим склонностям, что-то киношное и книжное. Дама казалась довольной и спокойной, опытной и вполне самодостаточной. Она уверенно подавала руку подходившим к ней, улыбалась благосклонно, позволяя ухаживать за собой сидящим рядом и напротив мужчинам, и делала это с видом неявного, но всё же превосходства.

      Она прекрасно держалась.

      Однако Вера в какой-то момент уловила её пристальный взгляд: в сторону маленького импровизированного танцпола, куда отошел ровесник ее, и тоже интересный, который только что подходил к её ручке с поцелуем – а вот уже топтался там, однозначно обнимая брызжущую юностью шатеночку.

      Фраза дамы пресеклась. Глаза мгновенно – будто их ловко долил услужливый официант из тутошних, – наполнились смесью грусти, понимания и слабого протеста.

      – Я – постмодерн.

      – Простите?..

      – Все видят во мне только цитаты из меня, уже когда-то бывшей.

      Вера поняла, что отвечать не надо.

      – Виден мой