Ковчег. Иван Михайлович Лебедянцев

столичная прописка сразу напрягла Диму, который как на красную тряпку реагировал на жителей Белокаменной и в задушевной беседе любил перемыть косточки зажравшимся москалям.

      – Как Вас величать, я не расслышал, – сказал Дима, когда Марина представила свою новую подругу.

      – Марго, – ответила москвичка.

      – Это что, Рита что ли? – спросил Дима.

      – Я предпочитаю «Марго», – сказала она.

      – Ну да, Рита – это же так по-плебейски. Вот, – сказал он раздосадовано после небольшой паузы, – придется вип-гостей везти, а я всего лишь на Газели. Вам приходилось, сударыня, ездить когда-нибудь на отечественных автомобилях?

      – Дима, прекрати цепляться, – заступилась за свою спутницу Марину, – тоже мне нашелся…Ревнитель русской старины.

      – Дима, ну что ты? Не горячись, – умиротворенно, мышкинским тоном, как будто боясь, защищая слабого, обидеть случайно и притеснителя, сказал Витя.

      – Да, ты какой-то невменяемый, брат! Ну-у правда…

      – Сама ты невменяемая! – гаркнул на Марину Дима.

      – Марина, не подливай масла в огонь,– сказал я ей.

      – А что, что я подливаю? – заверещала она. – Я привожу людей, которые готовы заниматься делом, а этот ненормальный срывается на них! Эй, ты, – крикнула она, повернувшись к Диме, – у тебя что, проблемы какие-то? Комплексы? Чувство неполноценности?

      Марина выходила из себя, что с ней происходило часто, и каждый раз грозило перерасти в форменную истерику.

      – Это у меня комплексы? Молчала бы, пигалица! – взревел Дима.

      – Ну, пожалуйста, родные, ну успокойтесь, – отчаянно лепетал Витя. Его, конечно, никто не слушал. Да и просто тяжело было услышать его тихий, умоляющий голос даже в тишине.

      – Ты бы детей рожала, раз ты такая активистка здоровой семьи, а то только листовки раздавать и подписи выклянчивать! – продолжал Дима.

      Он раскраснелся, его могучая, толщиной с голову, шея побагровела, все лицо покрылось потом.

      – И эта твоя товарка из одного, видать, с тобой теста. Вот сколько тебе лет? – обратился Дима к Марго.

      – Двадцать семь, – ответила та сухим тоном.

      – И ты до сих пор учишься?!

      – Я же говорила, что получаю второе высшее образование. Через год у меня диплом.

      – То есть ты закончишь всякой ерундой страдать только через год, в двадцать восемь. А до этого у мамки на шее сидеть будешь. А, наверное, и после этого. Там года два-три работу подходящую будешь искать, выбирать, менять, метаться. Так о какой семье, о какой взрослой жизни может идти речь, когда ты до тридцати лет учишься, а до сорока определяешься с профессией и жизненным путем. Тебе же просто некогда жить…

      – Ты полоумный! Психопат! Неврастеник! – начала кричать Марина. Она уже перестала хоть как-то себя контролировать.

      – Марина, успокойся,– все так же нерешительно, пытаясь то ли обнять, то ли погладить за плечи, унимал ее Витя.

      – Ты просто ненормальный! Не-нор-маль-ный! – неестественно чеканила