Из вечности в лето. Борис Кривошеев

на пол. – Как же меня накрыло… Ты хорошо смотрел, мой сладкий! Очень хорошо! Подойди. Я хочу поцеловать твои глаза… они теперь как у саламандры – желтые…

      К ужину за огромным столом, накрытым бесчисленными яствами, кроме Дмитрия и Матильды, спустился странный перекошенный тип с забинтованной головой. Он на минуту застыл в метре от Дмитрия, буравя его глазами сквозь прорези в бинтах, потом проковылял в дальний конец стола. Рухнув в кресло, он тут же принялся весьма активно поглощать пищу, выбрасывая с завидной частотой свои длинные руки с растопыренными пальцами, чтобы подгрести поближе очередную тарелку с закусками.

      – Это мистер Перен-Хаусхофер, – громким шепотом сообщила Матильда. – Он – хозяин этого дома.

      Мистер Перен-Хаусхофер на секунду замер, посмотрел в их сторону, потом нелепо кивнул и продолжил гастрономические телодвижения.

      – Скажите, Дмитрий, – драматическим контральто запела Матильда, – вам нравится у нас? Вы ведь любите просторные комнаты и высокие потолки? Роскошную мебель? Вы говорили, что тоскуете по фамильному серебру вашей матушки, с которой вас разлучила необходимость быть здесь, в этом сдавленном суетой городе?

      Руки мистера Перена-Хаусхофера зависли в воздухе на полпути к блюду с устрицами, а обозреваемое ухо, торчащее из-под бинтов, окрасилось в пурпур.

      – Это так, – услужливо качнул головой Дмитрий.

      Хозяин дома дернулся, его руки сорвались с места, настигли устриц и водрузили блюдо на неумолимо растущую груду грязной посуды.

      – Боже мой! – Матильда спрятала испуганно сжавшиеся губы за салфеткой. – Это так тяжело, я вас понимаю. Мир слишком жесток к нам, в нем давно уже не осталось ни грамма манны небесной, и каждый теперь должен клыками вырывать у других свой кусок, как в те далекие мрачные времена, вы помните? Кругом только холод, бессердечность и равнодушие, прежние ценности валяются в грязи, их попирают ногами, но здесь, у нас, в этих оградительных стенах, разве вы не чувствуете себя комфортнее и защищеннее? Разве вас не согревает тепло наших открытых навстречу вам сердец?

      – Конечно. Я крайне признателен…

      Мистер Перен-Хаусхофер с треском обрушил ладони на стол, медленно встал, опрокинув за собой кресло, и прошаркал прямо к Дмитрию. У Матильды округлились глаза.

      – Книгу! – рявкнул мистер Перен-Хаусхофер невероятно противным, скрипящим, как ржавые качели, голосом. – Принеси книгу!

      Матильда подскочила, как ошпаренная, и бросилась вон, а мистер Перен-Хаусхофер в три этапа вложился в свободной кресло рядом с Дмитрием.

      – Сукин сын, – неопределенно хрюкнул он. – И льстец. Не люблю.

      Он опять посмотрел на Дмитрия – долго и мутно, как мочеиспускание старика, – потом мелко затряс головой и смачно сплюнул в стоящую перед ним пустую тарелку.

      – Похож на моего младшего, – сообщил мистер Перен-Хаусхофер. – Такой же придурок.

      Он противно хрустнул