Темнота на крыльях птицы. Борис Кривошеев

по сути опыт. Ты когда-нибудь слышал о темных мессах?

      – Вот про сатанизм мне совсем не интересно, – поморщился я.

      – При чем тут сатанизм? – Ляпин покачал головой. – Темные мессы – это ритуал гностиков, вполне законченных христиан. У них, конечно, были догматические разногласия с апостольским христианством, но концептуально они исходили из общей парадигмы и верили в одного и того же Христа. Но не в этом дело. Дело как раз в том, что многие гностики, в отличие от ортодоксов, уделяли особое внимание женскому вопросу, так как считали, что вся эта увлекательная история про сотворение мира и грехопадение начинается с женщины, которую звали как?

      – Ева, – скучая, ответствовал я.

      – Нет! – хищно оскалился Ляпин. – Ее звали София. Точнее, София-Ахамот, иначе говоря – грешная София. Именно она Мать этого мира, и нет никого выше ее.

      Я впервые посмотрел на Ляпина с интересом – мне это начинало нравиться.

      – Хм, – сказал я.

      – Вот именно, – многозначительно кивнул Ляпин. – Теперь смотри: гностики все время искали возможность достучаться до Софии, чтобы получить от нее искупительные знания, и, как показала практика, единственным эффективным средством было соитие в абсолютной темноте…

      – То есть банальный секс?

      – Именно, что не банальный. Это был долгий и изнурительный ритуал, во время которого гностик неделями сидел в абсолютной темноте, постепенно сходя с ума от информационного голода, и когда ему начинали слышаться голоса и видеться сияющие тени, к нему приводили юную девственницу, хорошо подготовленную идеологически и доведенную до аналогичной кондиции не менее интересными средствами. Их тела соединялись, и на юную деву снисходила София-Ахамот, дабы вновь испытать сладость мига творения.

      – Хм, – сказал я еще раз.

      – Это чудесное мероприятие и называлось темными мессами, – подвел итог Ляпин. – Ну, а тебе будет интересно узнать, что в наш стремительный век нужной кондиции можно достичь гораздо быстрее. Был бы гностик.

      – И что, есть?

      – А как же! – прищурился Ляпин. – Ты не представляешь, как сейчас популярны подобные практики. Но, сам понимаешь, это не афишируется на каждом углу. Так что, если заинтересуешься, могу составить протекцию.

      – Нет, спасибо! – рассмеялся я. – В такие игры я не играю.

      – Это только кажется, – улыбнулся Ляпин. – Ну, что ж, тогда нам время расставаться. Всего хорошего – я сделал все, что мог.

      – Премного благодарен! – поклонился я. – Тронут, и притом весьма.

      Ляпин только скривился в холодной улыбке и, сделав на прощание ручкой, свернул за дом, мимо которого мы проходили.

      Я пожал плечами и двинулся дальше.

      Отоспавшись к полудню и уже изрядно придя в себя, я обнаружил, что единственное, о чем я думаю, – это о гностиках и нисходящей к ним Ахамот. Даже ночные сатурналии с Софи отошли на второй план.

      Пришлось отправиться в библиотеку и обложиться книгами.

      Как оказалось, меня ждало пиршество ума и аллегорий. София-Ахамот,