Убийство. Дэвид Хьюсон

приняла их, зная, что вся охапка попадет прямо в мусорное ведро, как только за Рамой закроется дверь. Кажется, и Рама догадывался об этом.

      – Ребята из класса Нанны просят разрешения присутствовать на похоронах. Если это возможно.

      – Конечно.

      Рама улыбнулся печально.

      – Вы тоже можете прийти. Пожалуйста.

      Он как будто удивился. Неужели он думал, что она не захочет видеть на похоронах иностранца?

      – Спасибо. Мы все придем. Не буду больше отнимать у вас время…

      – Не уходите.

      Ему хотелось уйти, она видела. Но Пернилле больше уже не волновало, что хотят другие.

      – Расскажите мне что-нибудь о ней.

      – О чем вы хотите знать?

      – Что она делала. Что ей нравилось.

      Он задумался:

      – Философия, вот что ей нравилось. Особенно ее интересовал Аристотель.

      – Кто?

      – Это был такой грек. Еще она занималась в нашем театральном кружке.

      – Играла?

      Дома она об этом не рассказывала. Никогда.

      – Я им процитировал слова Аристотеля о театре. Это ее заинтересовало. Она даже предлагала, чтобы наши спектакли шли от рассвета до заката, как в Древней Греции.

      Пернилле вдруг рассердилась.

      – Она была школьницей, – сказала она. – У нее была жизнь, здесь, с нами. Настоящая жизнь. И ей не нужно было ничего выдумывать.

      Ошибка. Учитель смутился:

      – Наверное, она просто пошутила про спектакли. – Он взглянул на часы. – Извините, мне пора идти. В нашем молодежном клубе важная встреча, я не могу ее пропустить.

      Пернилле смотрела на его спокойное смуглое лицо. Он ей нравился. Она провела пальцами по столу, по лакированной поверхности, по лицам.

      – Этот стол мы сделали вместе с Нанной. Сами шлифовали доски. Сами склеивали. Подбирали фотографии.

      Дерево было гладким на ощупь. Таким оно не всегда было. В свое время попадались занозы, даже слезы лились иногда.

      – Вы одна дома, – сказал учитель. – А ваш…

      – Тайс внизу, в конторе. Он там…

      Когда она спускалась открыть учителю дверь, в конторе было темно.

      Что он там делает?

      Курит. Прикладывается к бутылке с пивом. Плачет.

      – Он там разбирает бумаги, – сказала она.

      Он не разбирал бумаги.

      Бирк-Ларсен неподвижно сидел в темной конторе. Открылась дверь. Вошел Вагн Скербек, зажег тусклый светильник у доски для объявлений. С ключами в руке подошел к стене, нашел нужный крючок, повесил на место свою связку. Он любил, чтобы все было на своих местах.

      Он не видел человека в черной куртке, который, сгорбившись, сидел за столом с сигаретой в одной руке и бутылкой пива в другой, не замечал до тех пор, пока Бирк-Ларсен не буркнул что-то нечленораздельное.

      – Черт! Ты напугал меня.

      Бирк-Ларсен не шевельнулся.

      – Тайс, что с тобой?

      Скербек включил верхний свет, подошел к Бирк-Ларсену, посмотрел на него:

      – Я приведу Пернилле…

      Сильная рука остановила его.

      Красные глаза Бирк-Ларсена блестели