Убийство. Дэвид Хьюсон

был молодым видом спорта. Хартманн был молодым кандидатом в мэры. Прекрасное сочетание для удачных фотографий, а также возможность обменяться рукопожатиями с будущими избирателями.

      – Фредериксхольмская гимназия – образцовая, – говорила Скоугор. – На учителей нет никакого компромата. Я проверила все, что у нас есть, до последнего листка. Теперь можно передать дела Лунд. Мы чисты.

      Запах пота, звук мяча, отскакивающего от дерева.

      – Сейчас мы сделаем несколько снимков. Потом пообщаемся с ролевыми моделями и участниками программы интеграции. И так у нас будут охвачены молодость, спорт и сообщество. Три цели одним ударом.

      Хартманн снял пиджак, выправил рубашку из брюк, закатал рукава.

      – Когда гражданские служащие уходят домой с работы?

      – Сосредоточься на игре. Эти люди очень важны для нас.

      Они вошли в зал. По полю быстро и шумно двигались игроки всех оттенков кожи.

      – Мортен заметил, что два каких-то чиновника засиживались допоздна. Зачем им это?

      – Я не знаю!

      – Он считает, что нам нужно остерегаться их.

      – Мортену платят за то, чтобы он управлял твоей избирательной кампанией. А не за советы, взятые с потолка.

      – Что, если у Бремера есть среди нас осведомители? И они сливают ему всю информацию? Мою почту, например? Или содержание моего ежедневника?

      – Оставь эту проблему мне. Ты кандидат, публичное лицо. Остальное – мои заботы.

      Хартманн не двигался с места.

      – Я из кожи вон лезла, чтобы устроить тебе это мероприятие, – давила на него Скоугор. – Вся мало-мальски достойная пресса здесь. Сделай же над собой усилие, улыбнись!

      Выход на поле. Крепкие рукопожатия. Обмен дружескими приветствиями. Хартманн поговорил с каждым из них, с китайцами и иранцами, сирийцами и иракцами. Все они теперь стали датчанами и работали на его программу интеграции. Неоплачиваемые добровольные лидеры программы, подающие пример для подражания своим сородичам на датской земле, получившие в проекте звание ролевых моделей.

      Две команды готовы к бою; в одной оставлено место для него.

      Хартманн завязал шнурки на кроссовках, посмотрел на противников и задорно крикнул:

      – Ну берегитесь, сейчас мы вас размажем!

      На десять драгоценных минут исчезло все, кроме игры. Он просто носился по полированным доскам пола, ловил и бросал мяч. Физическая активность, никаких мыслей, никаких стратегий, никаких планов. Даже вспышки фотокамер его не отвлекали. Городской совет, Либеральная партия, Поуль Бремер, Кирстен Эллер и даже Риэ Скоугор – он забыл обо всех.

      Вне игры. Потом мяч пришел к нему. Хартманн разбежался, нырнул, подскочил, бросил. И проследил взглядом, как мяч описал в воздухе медленную дугу, опустился к корзине и – провалился в кольцо.

      Рев вокруг него. Он поднял сжатый кулак в воздух – чистые эмоции, в голове ни единой рациональной мысли.

      Заполыхали молнии фотовспышек. С улыбкой он приветствовал свою команду, не глядя обнял кого-то, кого-то хлопнул по плечу.

      И вот объектив камеры поймал двоих, они счастливо