Убийство. Дэвид Хьюсон

отец:

      – Куда Нанну отправят?

      – Обычно тело забирает похоронное бюро. Вы можете выбрать…

      Пернилле вынырнула из транса:

      – Что с ней произошло? – Прерывистый вдох. – Что он с ней сделал?

      Лунд развела руками:

      – Нам придется подождать окончания экспертизы. Я понимаю, что вы хотите знать. Это…

      Казалось, что Тайс Бирк-Ларсен готов закрыть уши руками.

      В дверь постучали. Сотрудник из дневной смены. Извинился, попросил какие-то документы из стола Лунд. Документов нужно было много, Лунд отвлеклась, помогая их найти. И не заметила, что дверь осталась открытой.

      А Пернилле заметила это. И что через коридор приоткрыта еще одна дверь – в комнату, где хранились материалы по делу. Она посмотрела в эту узкую щель… Шок.

      Фотографии на стене. Пара лодыжек, стянутых полоской черного пластика. Израненные ноги на металлическом столе патологоанатома. Мертвое лицо Нанны, покрытое синяками, глаза закрыты, опухшие фиолетовые губы. Сломанный ноготь. Майка, разорванная в нескольких местах. Стрелки, указывающие на детали, на ссадины и порезы. Круги, выделяющие пятна крови. Заметки, описывающие повреждения. Ее тело, повернутое боком, ноги связаны. Лежащее на столе, неподвижное.

      Пернилле поднялась.

      Едва дыша, с колотящимся сердцем, она пошла к двери, Тайс за ней.

      Задетый полой плаща, со стола упал карандаш. Лунд оторвалась от документов, увидела, что происходит, в ярости вытолкала полицейского прочь, крикнула ему вслед:

      – Дверь за собой закрывайте!

      Обернулась к ним:

      – Простите.

      Они стояли в немом ужасе, высокий мужчина и его жена. За пределом слез, за пределом чувств.

      – Мне очень жаль, – произнесла Лунд; ей хотелось закричать.

      Одной рукой он сжал край стола, другой вцепился в пальцы жены.

      – Думаю, нам надо идти, – выговорил Тайс Бирк-Ларсен.

      Они пошли по коридору как два привидения, потерявшиеся между мирами, рука в руке, не ведая, куда идут.

      – Звоните мне в любое время, – крикнула им вдогонку Лунд, ненавидя себя за то, что ничего другого сказать им не могла.

      Ректор Кох была слишком занята для разговора с полицией.

      – Мне нужно привести гимназию в нормальное рабочее состояние, – сказала она. – И мы готовим панихиду, я должна написать речь.

      – Речь не о том, что нужно вам, – сказала ей Лунд.

      Они стояли в коридоре возле класса Нанны. Входили и выходили школьники. Оливер Шандорф, заметила Лунд, держался неподалеку от них, явно подслушивая.

      – Неужели вы считаете, что наша гимназия каким-то образом причастна к преступлению?

      Подобные заявления притягивали Майера, как магнит притягивает гвоздь.

      – Знаете что? Если вы перестанете мешать нам делать нашу работу, может, мы сумеем ответить на этот вопрос. – И он смерил Кох негодующим взглядом.

      Когда та ушла, Майер сказал Лунд:

      – Люнге приехал в полдень, и ему велели выгрузить плакаты в подвальный этаж. И потом его еще видели возле спортивного зала.

      – Что