Убийство. Дэвид Хьюсон

должны поговорить с ним.

      Она вернулась к своей швабре.

      – Желаю удачи, – сказала она.

      На улице лил дождь.

      – Возьмите мою машину. Пусть кто-нибудь займется тюремным волонтером, – сказала она Майеру. – Сообщите мне результаты.

      – А вы куда?

      Лунд остановила такси, села в него и уехала.

      Наполовину ослепшая семидесятишестилетняя Матильда Вилладсен жила в старой квартире вместе с котом по кличке Самсон и вторым своим другом, радиоприемником. По радио передавали музыку пятидесятых. То десятилетие она считала своим.

      Запись танцевального оркестра сменилась новостями.

      – Полиция наложила запрет на разглашение всех подробностей… – начал диктор.

      – Самсон?

      Пора было кормить его. Банка с кормом открыта, еда положена в миску.

      – …касающихся убийства Нанны Бирк-Ларсен, тело которой обнаружено в понедельник.

      Она подошла к кухонной раковине, выключила радио. В квартире гуляли сквозняки, было холодно. На ней было надето то, что она, почти не снимая, носила последние зимы: длинная синяя вязаная кофта, толстый шарф вокруг морщинистой шеи. Уж так дорого нынче отопление. Она же девушка пятидесятых. Ей не привыкать переносить лишения, она справится.

      – Самсон!

      Кот замяукал где-то в коридоре, но в откидную дверцу почему-то лезть не хотел. В своих растоптанных шлепанцах она прошаркала к входной двери, сняла цепочку. На лестничной площадке было темно. Небось, соседские ребятишки разбили лампочку. Матильда Вилладсен вздохнула, опустилась на больные колени, ворча про себя на некстати разыгравшегося кота.

      Она ползала во мраке по площадке, ощущая сквозь чулки холод каменного пола, водила руками и звала:

      – Самсон, Самсон. Непослушный котик, плохой котик…

      Потом она наткнулась на что-то, стала ощупывать находку пальцами. Что-то кожаное, твердое, потом джинсы…

      Вспыхнул огонек зажигалки. Она подняла голову: залысины, злое мужское лицо, руки, в которых зажат кот. Кошачьи усы чуть не касаются трепетного язычка пламени.

      Коту не нравилось происходящее. Ему было страшно.

      – Мой кот… – начала она говорить.

      Пламя передвинулось ближе к морде Самсона. Тот замяукал и попытался выкарабкаться из отчаянной хватки.

      Жестким голосом мужчина приказал:

      – Молчи. Иди в квартиру.

      На манекене было надето свадебное платье – из белого атласа, покрытого цветочной вышивкой. Мать Лунд, Вибеке, шила платья для местного магазина свадебных товаров. Не столько ради денег, сколько из желания иметь занятие. Вдовство ей не нравилось. Ей вообще мало что нравилось.

      – Что сказал Бенгт?

      Это была чопорная женщина, всегда одета с иголочки, всегда серьезная, с резкими манерами, часто язвительная и жесткая.

      – Я ему сейчас позвоню.

      Вибеке отступила от манекена на шаг и оглядела платье. Добавила стежок в талии, еще один на рукаве. Лунд подумала, что ее матери, наверное, по душе мысль о том, что женщины выходят замуж. Это сужает их выбор. Связывает