Убийство. Дэвид Хьюсон

имя.

      – О боже, – сказал Майер. – Здесь отец.

      Тайс Бирк-Ларсен был большим сильным мужчиной. Прошло много времени с тех пор, как он в последний раз дрался с копами. Но некоторые вещи не забываются. Два быстрых удара, мощный рык, и он снова двигался вперед, к черному мосту.

      За мостом он видел машину на дороге, рядом эвакуатор. Вокруг деловито сновали фигуры.

      Телефон вернулся к уху.

      – Тайс! – кричала ему Пернилле.

      – Я поговорю с ними.

      Копы, которых он стряхнул с себя, налетели на него снова, но теперь их было больше. Их стало слишком много.

      От машины на дороге отделилась женщина и направилась к нему. В резком свете прожекторов он увидел ее серьезное лицо, длинные каштановые волосы и печальный, пытливый взгляд больших глаз.

      – Ради бога, Тайс… – рыдала Пернилле.

      Его держало теперь шестеро копов, может, семеро. Свободной оставалась только рука с телефоном.

      Бирк-Ларсен перестал сопротивляться. Так спокойно, как только смог, проговорил опять:

      – Я отец Нанны. Я хочу знать, что происходит.

      Женщина перешагнула через еще одну красно-белую полицейскую ленту. Она не сказала ни слова, просто шла прямо к нему, пристально глядя ему в лицо и жуя жвачку.

      Голос, далекий и робкий, совсем не его, произнес:

      – Это моя дочь?

      – Вам нельзя здесь находиться.

      Пернилле была в его ухе, в его голове, она превратилась в одно-единственное слово:

      – Тайс?

      Женщина остановилась перед ним.

      – Там Нанна? – снова спросил Бирк-Ларсен.

      Она молчала.

      – Это она?

      Женщина безмолвно кивнула.

      Вопль родился в глубине живота, пронзил его тело снизу вверх, вырвался в сырой ночной воздух. Полный недоуменного горя и гнева и такой громкий, что мог бы достичь Копенгагена сам по себе. Но телефон был рядом. Нет нужды кричать. Пока он боролся, рвался увидеть дочь, Пернилле была с ним и кричала и рыдала тоже.

      Мать и отец. И их потерянное мертвое дитя.

      Затем вся ярость, вся мощь угасли. Тайс Бирк-Ларсен превратился в плачущего, сломленного человека, слабого и обезумевшего, которого удерживали от падения те же руки, что только что пытались усмирить его безграничную силу.

      – Я хочу видеть свою дочь, – молил он.

      – Вам туда нельзя, – сказала она. – Мне очень жаль.

      Из правой руки мужчины исходил тонкий воющий звук. Лунд шагнула к нему, раскрыла его пальцы. Пальцы работяги, сильные и натруженные, обтянутые старой толстой кожей.

      Он не протестовал, когда она взяла у него телефон. Лунд глянула на экран, поднесла аппарат к уху.

      – Пернилле. Это Лунд. К вам скоро подъедут наши сотрудники.

      После чего она положила телефон к себе в карман, кивнула полицейским, чтобы те увели Бирк-Ларсена, и вернулась к затопленному «форду», блестящему и черному.

      Там уже работал рой криминалистов в защитной одежде. Шли своим ходом все положенные процедуры. Ей больше не нужно было ничего видеть.

      Черная машина. Черная и блестящая.

      Майера