Безжалостный распутник. Барбара Картленд

голос упал до шепота, казалось, будто она говорит сама с собой.

      – Но что же будет с вами? – настойчиво поинтересовался граф. – Когда продадут ваш дом и вашего красавца Меркурия, что будет с вами? Куда вы пойдете?

      – Не имею представления, – бесхитростно призналась его собеседница. – Но это… это не важно, что станется со мной, когда… когда у меня не будет моего Меркурия! – Она горестно вздохнула, а затем, явно пытаясь взять себя в руки, сказала: – Мне не следует докучать вам, сэр, моими заботами. Я с вами не знакома, и мои заботы никому не интересны, кроме меня самой. Вы не способны понять, что я… чувствую.

      – Как знать, вдруг вы ошибаетесь, – возразил ей Роттингем. – Много лет назад, когда я был маленьким мальчиком, у меня была собака. Мне подарили ее еще щенком, и я сам ее вырастил. Собаку звали Джуди, и я любил ее больше всего на свете. – Немного помолчав, он продолжил свой рассказ: – Джуди всегда бегала за мной следом, даже спала на моей кровати. Когда я учил уроки, она сидела у моих ног, если я отправлялся на верховую прогулку, то она всегда сопровождала моего пони.

      Граф вновь сделал паузу.

      Юная незнакомка внимательно слушала его и даже подняла голову. Теперь он мог видеть, какое у нее красивое точеное лицо. Девушка смотрела на свою лошадь, и граф отметил про себя, что у нее прекрасная белая кожа и огромные глаза с длинными пышными ресницами, в которых застыли слезы.

      А еще она была очень бледна. Графу она напомнила бесплотную стремительную тень – этакое призрачное, бестелесное создание, призрак, пришедший откуда-то из чащи леса, дух, являющийся частью земли, гор, деревьев и зеленой листвы.

      – Как вдруг, – продолжил он свой рассказ, – однажды вечером я узнал, что на следующее утро мне предстоит уехать в Лондон. О Джуди никто не упоминал, и я решил, что конечно же смогу взять ее с собой. Мы никогда не расставались, и я не мог представить себе жизни без нее. Лишь когда меня подвели к ожидавшей возле дома карете, мне сказали, что Джуди со мной не поедет.

      – Как это жестоко! – воскликнула незнакомка.

      – Мне даже не дали толком попрощаться с ней, – продолжил Роттингем. – Меня буквально оторвали от нее. Когда я обнял мою Джуди, мое детское сердце разрывалось от страха: что будет с ней, когда я уеду?

      – И что же случилось… с ней? – полюбопытствовала девушка.

      – Не знаю, не знаю, – глухо пробормотал граф.

      – Вы хотите сказать, что больше никогда ее не видели?

      – Я не только больше ее не видел, но никогда больше не слышал о ней, – ответил он.

      – Ужас! Как жестоко с вами обошлись! Кошмар! – воскликнула девушка и после короткой паузы добавила: – Тогда вам… понятны мои чувства… к Меркурию.

      – Да, понятны, – подтвердил Роттингем.

      Повисла новая пауза, первой ее нарушила незнакомка.

      – Я даже не знаю, что хуже: представлять себе ужасные вещи, не спать ночами, думая о том, как там бедная Джуди, или же точно знать, что с Меркурием жестоко обращаются, что его бьют, может, даже заставляют возить почтовые дилижансы с тяжелой поклажей?

      – Вы