Сестрички и другие чудовища. Андрей Жвалевский

лейтенант долго, как верблюд перед забегом «Ашхабад – два дня – Ашхабад».

      И успокоился настолько, что решил никого пока не будить, но с утра устроить кухонному наряду разнос за разбросанные табуретки.

      Зелёная мятая фигура в каптёрке уже готова и таращится на школьное имущество.

      Она словно чего-то ждёт и никак не может дождаться.

      В уголке рта то и дело вспыхивает багровая точка – налитый огнём глаз…

      А, нет, это сигарета, которую потягивает зелёный монстр.

      Вот она падает на пол, и тканое создание хрипит:

      – Подним-м-мите м-м-мой бычок!

      Но никто не поднимает.

      Монстр, сопя, встаёт с табуретки и делает первый шаг.

* * *

      Лейтенант брёл по коридору в сторону каптёрки, проверяя дежурное освещение, когда наступила темнота, полная, как Монсеррат Кабалье на излёте карьеры. Погасли все дежурные лампочки, аварийные светильники и пожарные огоньки. Даже фонари на улице отключились. Про такую темноту говорят: «Глаз выколи, ногу подверни, шишку набей – или на месте стой во избежание травм».

      – А вот это уже диверсия! – О. нашарил на поясе фонарик и перехватил его поудобнее[4].

      Подумал и зажёг.

      Тьма вокруг стояла такая плотная, что свет от фонаря освещал только его, фонаря, внутренности. Зато рядом с О. кто-то явственно захихикал. А может, заплакал.

      Лейтенант понял, что потеряет контроль над собой, если не покалечит кого-нибудь. С глухим «Ну, вы сами нарвались!» он принялся молотить фонарём направо, налево, перед собой и вообще всюду, куда рука дотягивалась.

      – Я! Вам! Покажу! Как! Нарушать! Распорядок! Я! Вам! Устрою! День! Первокурсника!

      Фонари зажглись так внезапно, что лейтенант успел ещё два раза взмахнуть своим оружием, прежде чем осознал факт исчезновения темноты. Вокруг было пусто.

      «Крови нет, – внимательно осмотрелся О. – Слава богу. Хотя, конечно, жаль».

      Он тут же застеснялся своей кровожадности и принялся объяснять самому себе, что это он не со зла. Просто утром можно было бы легче определить нарушителей по синякам, кровоподтёкам, рваным ранам, открытым переломам, проломленным черепам…

      Лейтенант сглотнул и понял, что вода из столовой успокаивает очень плохо. Наверное, она застоялась. Прямо уже зеленоватой стала… Зеленоватой?

      Вода тут была ни при чём. Зеленоватым стал воздух в коридоре.

      О. повертел головой. Потом перестал вертеть и медленно оглянулся. По коридору со стороны кухни на него ползли старые знакомые: постукивающие друг о друга черпаки, гримасничающие простыни, трепещущее Боевое Знамя («Эх, Диана!»), на ходу восстанавливающийся Воинственный Дух….

      – Да вы что, вообще страха не боитесь! – крикнул О. – Да вы знаете, кто я?! Я – лейтенант О.!

      Прозвучало несколько напыщенно, но движение слегка замедлилось. Это приободрило лейтенанта.

      – Да я Омордня голыми руками! И вас всех! В нарядах сгною! Отчислю без права восстановления! В мешок захотели?!

      «Причём тут мешок? –

4

Дежурным и дневальным в Школе не выдают ни огнестрельного, ни холодного, ни какого другого оружия. Только фонарики с такой длинной ручкой, что их можно использовать и как дубинки, и как багры, и как копья. Именно из практики боевого применения этого чуда полицейской техники появились выражения «засветить в ухо» и «фонарь под глазом».