Корректор. Алексей Скоморох

словно парализовало в напряженных позах, Альмарик с позеленевшим лицом и ужасом в глазах уставился на приближающегося зверя. Сознание тауматурга нырнуло в темноту, мышцы напряглись от мощной судороги. Тело пронзила такая чудовищная боль, что захотелось кинуться под ноги застывшего зверя. От громогласного голоса, исходящего откуда-то изнутри, показалось, взорвалась голова. Раскаленные мозги огненным потоком стекли по телу, выжигая на пути кожу и превращая в ничто одежду. В темноте огненным золотом ярко полыхнуло странное слово. Если бы у Фроузена были глаза, он бы ослеп. Мощный голос повелительно сказал:

      – Возьми посох и скажи Слово!

      – Чем я скажу, – подумал тауматург, – у меня и губ теперь нет.

      Но тело повиновалось, хоть и с таким трудом, будто пытался поднять навалившийся на спину горный хребет. Пальцы нащупали древко валяющегося на земле посоха. Губы едва разжались, будто срослись. Но стоило произнести пылающее в сознании Слово, как темнота и боль отступили. Зрение вернулись резким скачком, звуки и движения вернулись так же резко, как и зрение. С камня посоха сорвался чёрный с корявыми отростками сгусток, причудливой сетью расползся по зверю. Моноцер задёргался, ноги подогнулись, и он завалился на бок. Кровавая ярость в маленьких глазках поблекла, сменилась безразличием. Непробиваемую шкуру покрыли едва заметные чёрные дыры. Несколько секунд судорог и зверь вскоре затих. Альмарик удивленно уставился на тауматурга.

      – Заряжай! – вяло сказал Фроузен, из тела будто все силы кто-то выпил.

      – Ага, – сказал Альмарик, засуетился около баллист.

      Тауматург устало опустился прямо на моноцера. Благо выдалась свободная минутка. Но только минутка. Если моноцеры не сразу смогли отыскать их в небольшом замке с узкими проходами между дворами, то некродосам лёгкий туман не помешал всё прекрасно видеть с неба. Фроузену едва удалось немного восстановить силы, как с десяток тварей ринулись на отряд. Злые чёрные сгустки с посоха приземлили двоих. Твари грузно ударились о землю, тела лопнули как переспелые плоды. Восемь оставшихся разлетелись, но на новое нападение не отважились.

      – Так их! – заорал Альмарик.

      Фроузен едва услышал его крик. От слабости захотелось прилечь, и гори оно всё синим пламенем.

      Справа обрушилась стена небольшого дома, моноцеры не оставили попыток полакомиться жителями крепости. Фроузен и разобрать толком не успел, сколько тварей решили навестить на этот раз, как Альмарик приказал стрелять. Восемь катапульт одновременно «плюнули» в зверей опасными начинками. Хлюпающий звук и последовавший за ним рёв показали, что стрелы угодили в цель, а прекратившийся топот, что никто не уцелел. Альмарик ещё что-то кричал, баллисты бухали, раненые звери ревели. Мёртвый моноцер, на которого сел Фроузен дёрнулся, будто собрался встать. Чёрные сгустки снова сорвались с камня, а простое поднятие посоха отобрало последние силы, и тауматург окончательно потерял связь с реальностью.

      Сознание прояснялось