Иван Федорович (сборник). Владимир Дэс

для нее не совсем обычной. И есть ей хотелось куда сильнее, чем всегда.

      Вот и в тот вечер ее Волк вел ее к деревне, чтобы накормить досыта.

      Охотиться на лосей им стало тяжело из-за ее беременности. Один он не мог, даже если догонял лося, загрызть его, а она уставала от долгого бега и была плохой помощницей, У нее сильно потели лапы и нос.

      Поэтому на сей раз они пошли в деревню.

      Они уже две ночи наблюдали за овчарней и поняли, что через крышу легко попасть внутрь. А Он ловко умел душить овец и мог дотащить в зубах до логова не только ягненка, но даже взрослого кабана.

      Они спрятались с подветренной стороны и стали ждать.

      Вскоре деревня стала успокаиваться.

      Захлопали двери. Кто-то еще пошатался по улице, горланя песни, и наконец все вокруг стихло.

      Они осторожно подкрались к овчарне.

      Запрыгнули на крышу. На одном углу шифер был с трещинами. Они вдвоем начали его ломать зубами и лапами. Овцы внизу заметались – почуяли волков. Наконец лаз был готов.

      Он прыгнул вниз.

      И тут грохнул гром и пыхнуло тем самым противным запахом, который почти всегда означал верную смерть.

      В следующую секунду что-то больно ударило в шею, и ее опрокинуло, и она кубарем скатилась с крыши.

      Тут же бешено залаяли собаки.

      Она от страха забыла обо всем и что было мочи рванула в лес.

      Только там было спасение. По крайней мере могло быть.

      Собаки пошли следом.

      Надо было поскорее добежать до леса. По лаю она поняла, что собаки дворовые, а не охотничьи, значит, на опушке отстанут. Они трусливы, и, если бы не переполох, начавшийся в деревне, и не кровоточащая рана на шее, она бы передушила их, как зайцев.

      От собак она ушла.

      И потом кружила по лесу до тех пор, пока не подсохла рана на шее. Немало набегавшись по лесным тропам, она утоптала снег и устроила себе, наконец, лежанку.

      Рана все же еще кровоточила. В шее, внутри, что-то сидело и мешало.

      Она не знала, что ей делать дальше.

      Самца ее, сильного и умного, люди убили, это она понимала.

      Злобы на них у нее не было – они ведь защищали свою еду. Просто на этот раз они оказались хитрее волков. Люди устроили засаду – и они, волки, тоже делали засады, охотясь на кабанов.

      Она долго лежала около метки своего самца и даже, кажется, опять задремала.

      Но это была не дрема, а слабость от потери крови.

      Слабость от голода.

      Слабость от тоски и горя.

      А слабость для волков – смерть.

      Но вот внутри, в животе, толчки стали сильнее, настойчивее.

      Она опять вскочила и закружилась на месте, не зная, что ей делать. Хотелось просто лечь и закрыть глаза, уснуть. Но как же быть с теми, кто так настойчиво толкаются внутри?

      Их она должна спасти. Спасти во чтобы то не стало. Нутром она чуяла, что скоро умрет, что на тонкой грани между жизнью и смертью ее удерживают только еще не народившиеся щенки.

      И тут она как наяву увидела перед собой крыльцо и человека-лесника, которого не боялся и уважал ее Волк.

      Наконец,