Леди-наследница. Алисса Джонсон

будет достаточно денег, чтоб держать тебя по колено в овцах и земле до конца твоей жизни.

      Уиннифред задумчиво смотрела на подругу. Невозможно было не заметить, как зажглись глаза Лилли, когда она заговорила о поездке в Лондон.

      – Это у тебя должен быть сезон, – решила она. – Ты любишь это куда больше и лучше сможешь им воспользоваться.

      Гидеон ответил раньше Лилли:

      – Отличная идея.

      – Милорд, расходы, хлопоты… – запротестовала Лилли.

      – Совершенно не ваша забота, – закончил за нее он. – Семейство Энгсли вполне может себе это позволить, и у меня есть двоюродная тетя, которая с превеликим удовольствием представит обществу двух очаровательных леди.

      – Ей придется довольствоваться только одной, – сказала Уиннифред, твердо уверенная, что ни за какие коврижки не поедет в Лондон, чтобы заниматься такой ерундой, как поиски мужа.

      Лилли упрямо сжала губы.

      – Без тебя я не поеду.

      – Лилли, это нечестно.

      – Честно или нет, но ты прекрасно знаешь, что я не оставлю тебя здесь одну.

      – Я… – Уиннифред взглянула на Гидеона, ожидая помощи, но он опять сверлил свирепым взглядом свою тарелку и бормотал что-то про пять фунтов. Она подумала было взять вилку и запустить ему в голову, но все же сумела сдержаться. – Со мной все будет хорошо, правда. Я…

      – Ты едешь со мной в Лондон, или мы обе останемся здесь.

      Уиннифред смяла лежащую на коленях салфетку в кулаке, встретилась с непреклонным взглядом подруги и поняла, что не может сказать «нет». Лилли всегда хотелось большего, чем они имели в Мердок-Хаусе или могли купить на свои ограниченные средства в ближайшей деревне Энскрам. Она никогда не жаловалась, никогда не увиливала от самой тяжелой работы. Она с улыбкой голодала, без намека на протест носила обноски… и с распростертыми объятиями приняла ребенка, который больше никому не был нужен.

      Но порой, когда им было слишком холодно, или голодно, или слишком страшно, чтобы спать, она мечтательным тоном рассказывала о своем коротком пребывании в Лондоне – про оперу, про суаре и про эти поездки на Бонд-стрит.

      Уиннифред бросила салфетку на стол, чертыхнулась – судя по всему, достаточно цветисто, чтобы оторвать внимание Гидеона от своей тарелки, – и встала.

      – Прекрасно. Мы едем.

      – Спасибо. Фредди…

      – Мне надо починить забор.

      Уиннифред выскочила из комнаты. А нрав у девушки довольно крутой, размышлял Гидеон. Не злобный и не буйный, как у его мачехи, но все равно грозный. Он находит и его, и саму Уиннифред привлекательнее, чем хотелось бы.

      Он повернулся к Лилли и увидел, что она сидит бледная, с плотно сжатыми губами и покрасневшими глазами.

      – Полагаю, вы считаете меня очень недоброй, – тихо проговорила она.

      – Напротив, я считаю вас очень умной и необыкновенно бескорыстной. – Он успел заметить мучительную тоску в ее глазах, когда она говорила о Лондоне. Она рискнула тем, чего хотела больше всего, ради того, что считала лучшим для своей подруги. – Вы делаете