Легенда об Уленшпигеле. Шарль де Костер

эту певчую братию.

      Однажды, когда он во дворе отмеривал уголь, вдруг прибежала Сооткин, показывая ему большую птицу, кружащуюся над голубятней.

      Клаас схватил арбалет со словами:

      – Ну, пусть теперь чорт спасёт господина ястреба.

      Он прицелился и следил за движениями птицы. Спускались сумерки, и Клаас мог различить в небе только тёмную точку. Наконец он выстрелил; во двор упал аист.

      Это очень смутило Клааса, а Сооткин была огорчена и кричала ему:

      – Злой человек, ты убил божью птицу.

      Она подняла аиста, увидела, что тот ранен только в крыло, смазала и перевязала его рану и сказала:

      – Милый аист, нехорошо, что ты, наш любимец, вздумал парить по поднебесью, точно ястреб, наш враг; так не одну стрелу выпустит народ в ложную цель. Болит у тебя крылышко, аист милый? Как терпеливо ты переносишь мои заботы. Видно, ты знаешь, что наши руки – руки друга.

      Оправившись, аист ел, что ему хотелось; особенно любил он рыбу, которую Клаас ловил для него в канале. И всякий раз, когда аист видел его возвращение, он широко разевал свой клюв.

      Аист бегал за Клаасом как собачонка, но ещё больше любил оставаться в кухне, грелся у огня и колотил Сооткин, хлопотавшую у печки, по животу, как бы спрашивая: «Нет ли чего для меня?»

      И было так забавно видеть, как важно расхаживает по домику на своих длинных ногах этот вестник счастья.

      LI

      Но вновь вернулись тяжёлые дни; печально и одиноко работал Клаас в поле, ибо больше там не было работы. Сидя дома одна, Сооткин плакала, чтобы еда не опротивела мужу, придумывала разные приправы к бобам, которые приходилось есть изо дня в день. При муже она пела и смеялась, стараясь разогнать тоску, а аист стоял подле неё на одной ноге, уткнув голову под крыло.

      Перед домом остановился всадник; он был в чёрной одежде, очень худой, а лицо его было печально.

      – Есть кто-нибудь в доме? – спросил он.

      – Бог да благословит вашу мрачную милость, – ответила Сооткин. – Что ж я, призрак, что ли, что вы, видя меня здесь, спрашиваете, есть ли кто в доме?

      – Где твой отец? – спросил всадник.

      – Если это моего отца зовут Клаасом, то он там, сеет хлеб; там и найдёшь его.

      Всадник уехал. И Сооткин печально пошла за хлебом, чтобы в шестой уже раз взять у булочника в долг. Вернувшись с пустыми руками, она была изумлена, увидев, что Клаас едет с поля с победоносным, сияющим лицом на коне чёрного человека, а тот идёт с ним рядом и ведёт коня под уздцы. Клаас гордо прижимал рукой к бедру кожаную, видимо, туго набитую сумку.

      Сойдя с коня, он обнял чёрного человека, похлопал его по плечу и, встряхнув сумку, воскликнул:

      – Да здравствует мой брат Иост, добрый отшельник! Сохрани его господь в радости, в сытости, в весельи и здоровьи! Иост благословенный, Иост щедрый, Иост сытно питающий! Аист не солгал.

      И он положил сумку на стол.

      На это Сооткин жалобно сказала:

      – Муж, у нас сегодня есть нечего: булочник не дал в долг хлеба.

      – Хлеба? – воскликнул Клаас, раскрывая