Собрание сочинений. Рассказы и повести для детей. Виктор Голявкин

почему-то все стали смеяться. Даже бабушка стала смеяться. У неё из глаз даже слёзы пошли. Я не знал, что все надо мной смеются, и потихоньку тоже смеялся.

      – Бери кошку, – сказал проводник. – Ты приехал. Вот она, твоя Антарктида!

      Поезд остановился.

      Неужели, думаю, Антарктида? Так скоро?

      Мы сошли с поезда на перрон. Меня посадили на встречный поезд и повезли домой.

      В любом деле нужно уметь работать

      У нас в школе открылась секция бокса. Туда записывали самых смелых. Подающих надежды. Я сейчас же пошёл записаться, потому что давно подавал надежды. Так все ребята считали. После того как я хотел Мишку стукнуть и промахнулся. И кулаком попал в стенку. И кусок штукатурки отбил. Все тогда удивились. «Вот так дал! – говорят. – Вот это удар!» Я всё ходил с распухшей рукой и всем показывал: «Видишь? Вот у меня удар какой! Не выдерживает рука. А то я, пожалуй, и стенку пробил бы!» – «Насквозь?» – удивлялись ребята.

      С тех пор за мной пошла слава сильнейшего. Даже после того, как рука прошла. И показывать было нечего.

      И вот я пришёл первым в секцию. И записался. И ещё ребята пришли. И Мишка тоже записался.

      Начались занятия.

      Я думал, нам сразу наденут перчатки и мы будем драться друг с другом. Я всем дам нокаут. Все скажут: «Вот это боксёр!» А тренер скажет: «Эге, да ты чемпионом будешь! Надо тебе шоколад больше есть. Мы попросим у государства, чтоб государство тебя бесплатно кормило. Шоколадом и разными там сладостями. Раз такой редкий талант появился».

      Но тренер не дал перчаток. Он выстроил нас по росту. Сказал: «Бокс – дело серьёзное. Пусть все об этом подумают. А если кто из вас по-другому думает, то есть что бокс несерьёзное дело, пусть тот спокойно покинет зал».

      Зал никто не покинул. Построились в пары. Как будто бы не на бокс пришли, а на урок физкультуры. Потом разучивали два удара. Махали руками по воздуху. Иногда тренер нас останавливал. Говорил, мы неправильно делаем. И начиналось сначала. Один раз тренер сказал кому-то:

      – Вон там, в широченных штанах, что ты делаешь?

      Я вовсе не думал, что это мне, а тренер ко мне подошёл и сказал, что я бью левой рукой вместо правой, в то время как все бьют только правой, и неужели нельзя быть внимательней.

      Я обиделся и не пришёл больше. Очень мне нужно, думал я, заниматься какой-то глупостью. С моим-то ударом! Когда я стенку могу пробить. Очень мне всё это нужно! Пусть Мишка там занимается. И другие. А я приду, когда будут драться. Когда наденут перчатки. И тогда мы посмотрим. Очень мне нужно просто руками махать! Это прямо смешно.

      Я перестал ходить в секцию.

      Только Мишку спрашивал:

      – Каково? Всё руками машете?

      Я всё смеялся над Мишкой. Дразнил его. И всё спрашивал:

      – Ну, каково?

      А Мишка молчал. Иногда говорил:

      – Никаково.

      Однажды он мне говорит:

      – Завтра спарринг.

      – Чего? – говорю.

      – Приходи, – говорит, – сам увидишь. Спарринг – это учебный бой. Мы, в общем, драться будем. То есть работать. По-нашему так.

      – Ну работай, работай, – я говорю. – Зайду завтра к вам, поработаем.

      Захожу