Концы в воду. Николай Ахшарумов

добиться толком, зачем приезжала к ней эта барыня. А между тем ограничиться сказкою, которую я ей сплел, казалось мне тоже неосторожно, потому что иная сказка ложится на душу тяжелее правды. В нерешимости я избрал середину. Умалчивая о самом главном, то есть о подозрениях, которые возбудила во мне ее Фогель, я ей признался однако, что это был вовсе не сон, и что я точно встретил дорогой такую барыню.

      – Но это была, наверно, она, – сказала Ольга.

      – Может быть, – отвечал я смеясь, – но об заклад не побьюсь. Кольцо с рубином очень обыкновенная вещь; дама, курящая потихоньку сигары, тоже не редкость. А впрочем, она или не она, в обоих случаях нет ничего удивительного. В первом, по крайней мере, уже совсем ничего… Ехали в одно время, оба сюда к тебе, и приехали бы весьма вероятно вместе, если б дела не задержали меня в Москве. А далее что же?… Ей совестно было курить в компании, и она за какой-нибудь лишний рубль отыскала себе пустое семейное отделение. Меня кондуктор не знал куда деть с моим билетом 1-го класса, и поместил туда же. Кстати, признаться тебе, она в ту пору произвела на меня впечатление. В ней было что-то такое оригинальное, странное, почти романтическое. Я думал невесть что, а на поверку вышла, увы, такая проза!.. Орловская родственница, стремящаяся к кузине посплетничать!..

      – С чего ты взял? – перебила Ольга смеясь, но, кажется, втайне немного обиженная. – Разве я тебе говорила что-нибудь, из чего ты имел бы право вывести, что мы тут сплетничали?

      – Нет, но трудно себе представить другую цель. Посредницей между тобою и Павлом Ивановичем она не могла быть потому, что старалась скрыть от него это свидание. Особенное участие к тебе тоже едва ли могло ее побудить, потому что она лично не знала тебя. Что ж остается?. Я, право, не понимаю.

      – Разве нельзя принимать участие заглаза? – спросила Ольга. – Она обо мне много слышала.

      – От кого?

      – Да хотя бы от Павла Ивановича!

      – Хм.

      Ольга нахохлилась.

      – Не знаю, что ты хочешь сказать… – начала она и, не кончив, остановилась сконфуженная.

      – Я ничего не хочу сказать, и ты на меня не сердись, а лучше уж, если хочешь быть совершенно искренна, то расскажи-ка просто, что у вас тут с нею было?

      Она потупилась.

      – Вижу, что ты не доверяешь мне.

      – Ах, нет!.. Ты не думай этого.

      – Однако что-нибудь было, чего ты не хочешь сказать. Бьюсь об заклад, например, что у вас была речь о разводе. Была, конечно, я вижу уже по глазам.

      – Ну да, была, сначала. Бедная Марья Евстафьевна сама в разводе, и потому с ее стороны естественно было упомянуть об этом.

      – Что же, она советовала тебе решиться на это?

      – Нет. впрочем, да, сначала, пока она не узнала, как я на это смотрю. Ей это казалось практичнее, с ее точки зрения, – она очень практичная. Но потом она согласилась со мной.

      – Как же это у вас с нею было?… Где?… Расскажи уж, пожалуйста, все.

      – Да так. Тут есть, недалеко от станции, постоялый дом. Я не знала прежде. Только вот раз как-то стою у окна и жду тебя. Смотрю, вдруг мальчик как из земли вырос – стоит совсем возле и смотрит прямо в окно на меня. С чего я испугалась, понять не могу, только меня вдруг всю так и бросило в холод.