Концы в воду. Николай Ахшарумов

сих пор молчала, оказались известны тетушке, должно быть, через сестру, хотя Ольга не подала и виду, что говорила об этом кому-нибудь, кроме меня. «Странное свойство женских секретов! – подумал я. Все знают их порознь, но всякий должен воображать, что никому, кроме него, ничего не открыто!..»

      Говоря о Бодягине, который вернулся вскоре после моего отъезда, тетушка сообщила мне по секрету, что он получил на днях большие деньги за какую-то концессию[4].

      – Ездил по этому делу в Орел, – шепнула она, и вслед затем прибавила громко: – Ведь вот, везет же таким разбойникам.

      – У него есть в Орловской родня? – спросил я кстати.

      – Да, есть.

      – Есть баронесса Фогель – кузина?

      – Фогель?… Да, кажется… Фогель?… Постой-ка… Это Толбухиной, Ирины Матвеевны дочь-то, замужняя?

      – Да, – отвечал я, смутно припоминая слышанное от Ольги. – Только чуть ли она не в разводе?

      – В разводе?… Ну нет, едва ли. Я что-то не слышала. Разве недавно?

      – Есть, стало быть?

      – Да, есть, а что?

      – Так, ничего, я вспомнил. Мне говорили о ней в Москве.

      – Есть, – повторила Софья Антоновна еще раз.

      Одно из главных моих подозрений рухнуло, поколебав, естественно, все остальные, и я на другой же день сообщил Ольге известие, что ее Фогель не вымысел, прибавив, однако, совет не верить всему без разбора, что она о себе рассказывает, ибо иные вещи по справкам оказываются сомнительны. Так, например, о разводе ее здесь до сих пор ничего не знают.

      В этот же день был у Бодягина, но не застал его дома. Мы свиделись дня через два, и он затащил меня обедать к Борелю[5].

      – А! Черезов! Здравствуй, любезный друг! Давно ли? Откуда? Как поживаешь? – расспрашивал он. – Я слышал от В**, что ты воротился, да только тебя не видно было все это время. Постой-ка! Постой! Дай на тебя поглядеть. Фу, черт, как ты постарел!.. Что ты не женишься?… Если имеешь в виду, то пора, а впрочем, оно, пожалуй, чем позже, тем лучше. Вот меня, братец, нелегкая угораздила, поторопился, да не знаю теперь, как и отделаться. Черт знает, что это такое!. Ты слышал, конечно, с твоей кузиной?…

      – Как же!

      – Ах, да, я и забыл. Вы с нею ведь в переписке, и уж, конечно, она нажаловалась. Признайся, чай, расписала так, что просто и на глаза не показывайся? Она ведь мастерица расписывать, и слог у нее такой высокий.

      Он, очевидно, не знал о моей поездке в Р**, и я тут же решил не говорить ему об этом без надобности… Я отвечал, что он ошибается, что Ольга писала о нем очень мало и далеко не враждебно.

      – Врешь, брат! Не может быть!.. А впрочем, с вас станется! Вы ведь романтики, и у вас это все житейское прикрыто величественным молчанием или заставлено декорациями. Старая пассия, как водится между двоюродными, платония[6], родство душ – канитель возвышенных мыслей и идеальных чувств. Connu![7]

      Все это у него было, не скажу, искренно, но естественно. В сердце глубоко скрытный, расчетливый и сухой человек, он сам, однако, не сознавал за собой этих

4

Концессия – уступка, передача прав.

5

Ресторан в дореволюционном Петербурге.

6

Имеется в виду платоническая любовь.

7

Само собой! (фр.).