Дочь Клеопатры. Мишель Моран

как же мой муж?

      Царица подняла взгляд туда, где лежало залитое солнечными лучами отцовское тело.

      Главнокомандующий поморщился: Рим до сих пор не желал признавать законность их брака.

      – Его похоронят с почестями, как подобает консулу.

      – Здесь? В моем мавзолее?

      Агриппа кивнул.

      – Да, если пожелаете.

      – А дети?

      – Отправятся с вами.

      – Да, но… что насчет Цезариона?

      Я заметила быстрые взгляды, которыми он обменялся с Юбой, и в груди что-то болезненно сжалось.

      – Об этом вам лучше спросить у Цезаря.

      Глава вторая

      Мама тревожно ходила из угла в угол. Окровавленные одежды она сменила на пурпурно-золотые, желая напомнить Октавиану о своем пока еще царском положении. Но даже новое жемчужное ожерелье на шее не позволяло забыть, что она – пленница. За каждым окном качались на ветру алые гребни на шлемах римских солдат; когда мать попыталась выйти за дверь, то и там обнаружила стражей.

      Мы стали заложниками в собственном дворце. Залы, еще недавно звеневшие от раскатистого отцовского смеха, теперь оглашались отрывистыми хриплыми выкриками. Из внутренних дворов не доносилась оживленная болтовня служанок. Конец веселым ужинам на озаренной свечами барке. Никогда больше мне не сидеть на коленях отца, слушая рассказы о триумфальном шествии по Эфесу. Мы с братьями теснее прижались друг к другу на мамином ложе.

      – Почему он медлит? – Она все ходила туда и сюда, пока у меня не закружилась голова. – Я хочу знать, что творится снаружи!

      Ирада и Хармион умоляли ее присесть. В своих простых белоснежных туниках они напомнили мне гусынь. Гусынь, которые даже не знают, что их обрекли на заклание. А иначе зачем Октавиану выставлять стражу?

      – Он убьет нас, – шепнула я. – Мы никогда не выйдем на свободу.

      Раздался стук в дверь, и мама застыла на месте. Потом пересекла комнату, чтобы отворить дверь. На пороге возникли трое мужчин.

      – Что? Где он? – воскликнула царица.

      Александр, спустившись с ложа, показал пальцем на человека, стоявшего между Юбой и Агриппой:

      – Вот он!

      Мать отступила на шаг. Светловолосый сероглазый мужчина был в самой обычной toga virilis. В сандалиях на очень толстой подошве он казался чуть выше ростом, однако даже это не придавало ему ни малейшего сходства с нашим отцом. Щуплый, худой, невзрачный, как одна из бесчисленных белых ракушек на берегу. Но кто еще посмел бы надеть кольцо с печаткой Юлия Цезаря?

      – Так ты и есть Октавиан? – заговорила царица по-гречески, на языке деловой переписки Египта.

      – Ты что же, не знаешь латыни? – вмешался Юба.

      – Конечно, пожалуйста, – улыбнулась мама. – Если ему так будет угодно.

      Я-то прекрасно поняла, что у нее на уме. Александрия владела величайшей библиотекой в мире, и вот это сокровище перешло в руки человека, который даже не изъясняется по-гречески.

      – Так ты и есть Октавиан? – повторила она на латыни.

      Низкорослый мужчина выступил вперед.

      – Да,