Кукушонок. Валерий Григорьевич Бирюков

угадал, бери выше: бывший генеральный секретарь союза художников Сенегала! У него в этой пещере мастерская. Извини, давай поздороваемся.

      Дальше разговор пошел на французском. Из перевода Ильи Горелов понял, что хозяин рад их видеть, но очень смущен тем, что не может предложить гостям кофе. Осипов по-русски чертыхнулся: «Мог догадаться придти с угощением!» и мгновенно решил проблему, купив у него две небольших акварели для себя и Жоры. Это были странные абстрактно-орнаментные цветные рисунки на картоне.

      Пока художник ходил за кофе и сигаретами, оставив гостей рассматривать красочные альбомы с репродукциями его больших и более реалистических полотен, Илья рассказал, что картины сенегальца хранятся в музеях Парижа, Нью-Йорка и Москвы. А в затруднительном положении знаменитый мастер оказался после автокатастрофы, в результате которой потерял высокий пост и государственную зарплату…

      Вернувшись в столицу, они съездили к знаменитому озеру, в котором местные жители добывали соль, стоя по пояс в разъедающей кожу воде и наполняя ею лопатами притащенную с собой вереницу пластмассовых тазиков. Их содержимое доставлялось на берег, где высились горы ослепительно сверкающего на солнце сырья, почему-то охраняемого солдатами с винтовками.

      – Национальное богатство с какими-то уникальными качествами, – объяснил Осипов, – идет на экспорт, вот и стерегут. Иначе его бы живо растащили.

      В огромном торговом центре французского квартала Дакара, куда привел его Илья, Георгий растерялся при виде товарного изобилия:

      – Вот ни фига себе! И это нищий Сенегал!

      – Аборигены сюда не ходят, – сказал Илья. – Это для европейцев.

      Здесь Горелов купил Дарье набор красивой, приятно пахнущей губной помады, а дочерям – изящные электронные часики и наборы цветных фломастеров. На что-то большее захваченной с собой валюты ему не хватило бы.

      Ближе к вечеру они заглянули в небольшой ресторанчик, где их обслужила знакомая Ильи пожилая француженка, с которой он обменялся приветствиями:

      – Bongour, madam! Comment ca va?

      – Ca va bien! Et toi?

      – Merci, bien! Nous avons une bière s'il vous plaît.*

      В ответ на его просьбу хозяйка принесла два высоких запотевших бокала холодного светлого пива и шпажки с нанизанными кусочками вяленой рыбы и редиса. Жора с наслаждением сделал глоток освежающего после уличной жары напитка.

      – Чувствуешь, как боженька босыми ножками по пищеводу пробежал? – улыбнулся Илья. – Во-о-от! Это тебе не наше разбавленное «Жигулевское», похожее на сцули…

      – Ну, что? Надеюсь, я сгладил впечатление от нашего партайгеноссе? – сказал он на прощанье. – Как говорится, семь тебе футов под килем, коллега! В смысле, удачи! А этого партайгеноссе выкинь из головы.

      Горелов, может, и забыл бы навсегда тот скандал в дакарском посольстве, если бы несколько лет спустя не увидел однажды по телевизору давешнего обличителя, который яростно, чуть ли не с пеной у рта клеймил Советский Союз за оккупацию его