Столыпин. Аркадий Савеличев

канители было меньше. А там поняли: следить велят, следи-ить!.. Ну, чтоб прокламаций там никаких не залетело. Особливо в письмах господских… Бунтуют-де господа, студенты да жиды разные… Попробуй-ка сейчас получи не перлюстрированное письмо. Все ваши письма, дорогой Петр Аркадьевич, приходили заклеенные картошкой. Какие у нас перлюстраторы! Чай, не внутреннее министерство…

      Столыпин невольно покраснел. Ведь после университета он попал именно в Министерство внутренних дел. Правда, быстренько перевелся в департамент земледелия, но в связи с назначением в предводители дворянства снова был возвращен назад. В Западном крае предводителя не избирали, как в Центральной России, а именно назначали, и проводили по ведомству этого министерского пугала. Вот так-то, Александр Николаевич!

      Энгельгардт таких тонкостей не знал, и после перемены закусок беседа пошла своим чередом.

      – Хотите серьезнее, Петр Аркадьевич?

      Изгоняя из души конфуз, Столыпин невольно кивнул.

      – А что может быть серьезнее земли?

      – Да, да.

      – Но с землей-то надо обращаться умеючи. Чего-чего не перепробовали охотники до агрономии! В том числе и мою доломитовую муку. А толку никакого. Научных знаний нет, нет и практической смекалки, как у мужика. Не барин, а именно мужик смекнул: ого, доломитка-то вдвое увеличивает урожай! Теперь отбою нет… Так за мужика?

      – За мужика! – отринув всякий конфуз, уже легко вздохнул гость. Небось, и тут мужик смекнул: землю лучше выкупить, а не толкаться локтями в пьяной общине.

      – Ого, и учить не надо! Да где денежки взять?

      – В столицах мысли идут об учреждении Крестьянского банка…

      – Слышал, слышал. Дело хорошее. Если не заболтают чиновники…

      – …да жулики!

      – Ну-у, Петр Аркадьевич, это все едино! Что чиновник, что жулик. Одним миром мазаны.

      (Помолчали, зажевывая крамолу.)

      – При всей дороговизне земли крестьяне охотно покупают. Ссуда! Крестьянин с лихвой выручит, и очень быстро, те 27 рублей, которые он заплатил за десятину. Банк может быть совершенно спокоен за свои деньги; они будут возвращены, а за благодеяние, им оказанное, крестьянин будет вечно благодарить. Он уже не холоп, а земельный собственник. Кстати, как там у вас, в Литве?

      – У нас похуже. Помещики сами норовят хозяйствовать, и что еще хуже – разнородные. Поляк, литовец, белорус и забредший в те края русич. Вроде меня, грешного…

      – Бро-осьте, Петр Аркадьевич! Вы еще слишком молоды, чтобы много нагрешить.

      – Да ведь все земельные несчастья на меня запишутся. Как наш брат, помещик, считает? Сам не гам – и другим не дам. Трудно от дворянских предрассудков отказаться…

      – Истинно так, Петр Аркадьевич… Но знаете кто кроме Крестьянского банка в этом деле поможет?

      – Уж сделайте милость, Александр Николаевич, объясните своему молодому другу по несчастью.

      Энгельгардт хитровато подмигнул:

      – Купец!

      – Вот уж не подумал бы…

      – А вы подумайте. Я имею в виду купца-лесоторговца.