Мы будем вместе. Письма с той войны. Гавриил Яковлевич Кротов

секунд назад.

      При свете ракет видим движущиеся цепи противника. Идёт подкрепление.

      Рядом со мной лежит мордвин Ярков и, указывая на чёрные точки, шепчет:

      – Смерт пришёл. Погибат, командир, будим.

      Спокойно отвечаю ему крепким словом. Другие бойцы недовольно ворчат: «закаркал, ворон щипаный».

      Противник обходит нас. Менять огневую позицию нельзя. Ждать невозможно. Ракеты вспыхивают одна за другой. Бьём по чёрным фигурам. Стоны противника успокаивают – значит, бьём не зря. Раз стонут, значит, есть и убитые. Диски опустели. Приказываю держать огонь, спускаюсь на дно окопа и заряжаю диски. Вдруг Ярков падает на меня, придавливая тяжестью ослабшего тела. Липкая кровь течёт с его плеча мне за ворот. Наконец, сбрасываю его. Он слабо стонет. Через окоп прыгает фантастически зловещая фигура. Зевать некогда. Пучки огня летят из дульного тормоза. Начинаю нервничать. Кончился диск. Закладывая второй, подтягиваю нервы, стараясь добиться осмысленной стрельбы. Из четырёх нас стреляют трое, догадываюсь по вспышкам.

      Враг откатился. Наступила тишина. Тревожная, тяжёлая тишина. Слышим шаги с нашей стороны.

      – Кто?

      – Кротыч, живы?

      – Ярков, кажется, убит.

      – Нет, товарищ командир, пуля на правый рука садился.

      Подходят санитары. Оказалось, что пули «садились» в руку, шею и грудь. Один товарищ убит. Нас остаётся трое. Жадно пьём воду из фляжки. Во рту какой-то налёт с привкусом полыни. Вода освежает, успокаивает. Теперь бы закурить. Вот и перекур. Вернулась жизнь.

      Подходит комбат.

      – Молодцы автоматчики. Сейчас вас сменят.

      Час этот мучительно длинный.

      Начало светать, когда подошёл батальон. Мы осматриваем поле ночных боёв. Двадцать пять немцев пришито к земле, несколько раненых испуганно глядят на нас. Но зла уже нет. Мы уходим на КП в знакомое село, на полянку, где вчера готовились к штурму.

      Бойцы разговаривают неестественно громко, вспоминая все случаи ночного штурма, иронизируя, только о погибших вспоминают с грустью, но каждый чувствует себя живым. Завтрак и сон. Командир объявляет итог. Высотка взята, более двадцати убитых, 16 пленных. Наша тройка награждена.

      Беззаботно храпят бойцы. Сотни снарядов пролетают над ними, десятки мин взрываются невдалеке, но Горбунов улыбается во сне. Что видит он? Ивакин снова балагурит: «Попал парень в отпуск». Кто-то вскрикивает, кто-то бормочет бессвязно, кто-то скрипит зубами.

      Отошла гроза. Не чувствует Туманов, что осталось жить ему семнадцать часов. Глубоко дышит Казанцев ещё не простреленной грудью.

      Пока ещё греет ласковое солнышко и радует своей красотой золотая осень.

      Вот коротенький эпизод тех дней, когда началось наше знакомство. Не страшен тебе контраст такой обстановки и дружбы? Наверное, в эту ночь я завоевал счастье дружбы с тобой.

      Часть 4. Не могу написать тебе всего, что думаю

      Глава