Мы будем вместе. Письма с той войны. Гавриил Яковлевич Кротов

штурм.

      Жизнь хороша везде. Вот и здесь, в полуразрушенном селе, в четырёх километрах от линии огня, приятно растянуться на поблекшей уже траве, курить и следить за причудливыми узорами дыма. Тело охватывает приятная истома ослабленных, но ещё сильных мышц. Перед глазами необъятный простор голубого неба. В воздухе пролетают серебряные нити паутины. Осень прекрасна. Она словно женщина, достигшая предельного расцвета, сияющая своей здоровой красотой, после которой наступает увядание. Не потому ли этот чудный период осени назвали «бабье лето»? Думать ни о чём не хочется. Воспоминаний нет.

      Над головой противно воют пролетающие на переправу снаряды немецких дальнобойных орудий. Где-то продолжается человеческая трагедия. Но здесь, на этой поляне, мир и покой, разрешённый командованием.

      Из блиндажа выходит связной и торопливо сообщает:

      – Приготовьте оружие. Сегодня ночной штурм.

      Напрягшиеся мышцы легко поднимают тела бойцов. Начинается поверка давно проверенного, заученного, сросшегося с солдатом несложного боевого хозяйства. Самое главное – прочистить выбрасыватель, осмотреть патронник, чтоб не отказал в бою автомат.

      На всякий случай каждый осматривает запас золотистых патронов, красиво играющих жёлтым блеском под лучами солнца. Для большей уверенности дают несколько очередей, сливающихся в раздражающий аккорд. Из землянок, высунув голову, кричат артиллеристы:

      – Автоматчики, кой чёрт вас разбирает?

      – Спокойно, глухари, не волнуйтесь, это действует на нервы, но не опасно для жизни.

      Всё проверено. Но на этом подготовка к штурму не кончена. Все достают бумагу и пишут на измятых листках последние, быть может, слова привета родным, товарищам, любовницам. Я тоже решил написать, но кому? Всем незнакомым. А почему нет? Пишу в «Учительскую газету» – не ради рекламы, а просто: пусть вспомнят, если ночью прекратится жизнь.

      Солнце опустилось за днепровские леса, окрасив кровью заката стены домов, желтеющую листву сада, лица бойцов. Ужин проходит вяло. Выловить мясо и съесть. Это укрепит силы и не обременит желудок. Ведь каждый думает, что его могут ранить, пусть даже в живот.

      Иронически весёлые разговоры, каждый прячет холодок, охватывающий сердце. Это знает каждый, и каждый «держит фасон». Ночь охватывает землю, словно накинув тяжёлую бурку. Враг «нервничает». Вспыхивают ракеты, пролетают сверкающие нити трассирующих пуль. В темноте лопаются взрывы разрывных пуль, дезориентируя молодых бойцов.

      Младшие командиры ушли получать боевую задачу. Наступает тяжёлое молчание. Каждый закуривает, жадно глотая дым, словно старается отравить холодную змею, тоскливо сжимающую сердце.

      Из темноты появляются командиры.

      – Ну что?

      – Ничего, решили не воевать. Темно, грязно. Лучше домой ехать, – балагурит Ивакин.

      – Сегодня, мужики, пойдём в гости к немцам. Заползти, притихнуть и ударить. Словом, не первый раз. Пошли.

      Четыре километра