Боярыня Морозова. Владислав Бахревский

за пяльцами сидеть тоже нехорошо, – сказала Анисья Никитична и отпустила вышивальщиц гулять.

      – А я книжку почитаю! – обрадовалась Федосья и тотчас села читать «Басни» Эзопа.

      – Читай вслух! – попросила Дуня. – Мне тоже ума надо набираться.

      – «О гусех и о журавлях», – прочитала Федосья. – «Гуси и жеравли на едином поле пасяхуся. Ловцем же показавшемся, и убо жеравли лехки сущее, скоро отлетеша. Гуси же, тяжести ради плотския оставшееся, поимани быша. Толкование: притча знаменует, яко и в пленении градов нестяжательные и нищие удобнее убегают пленения. Богатые же богатества ради работают в пленении».

      – Ну, это понятно, – сказала Дуня.

      – «О черепахе и об орле», – объявила Федосья новую басню. – «Черепаха орла моляше, дабы летати ю научил. Орлу же сказующу: далече сему бытии от естества ея. Она же наипаче с молением прилежаше. Взем убо ю орел ногтьми и на высоту вознес, по сем пусти ю летати. Она же на камение падши; сокрушися. Толкование…»

      – Какое толкование у тебя? – спросила Федосья сестру.

      – Какое? Не будь дурой. Крыльев Бог не дал, в небо не просись.

      – «Толкование, – прочитала Федосья. – Притча явлет, яко мози любопрения ради мудрестших преслувше, себе самех вредиша».

      – Чересчур умно! – сказала Дуня. – Пошли погуляем.

      – Ну, хотя бы три мудрости надо осилить! – И Федосья прочитала: – «О ластовице и о вороне». «Ластовица с вороною о красоте пряхуся. Отвещавши же ворона к ластовице рече: «Но убо твоя красота в весеннее время процветает, мое же тело и зиму удобь претерпевает». Притча знаменует, яко крепость плоти лутчи есть благолепия». Понятно?

      – Понятно, – сказала Дуня. – А скажи, какую невесту выберет наш царь, которая богатырь или которая красавица?

      – Царю для царства нужна Василиса Премудрая. Зачем ему богатырша, у царя на врагов есть войско, – решила Федосья.

      – Царь выберет Василису Прекрасную. Зачем ему мудрая. У него есть Борис Иванович.

      Тут сестры обе засмеялись.

      Смотрины

      Ромашка лепестки открывает солнцу, а Москва сердце распахивает царской радости.

      Государевы стольники еще только скакали по городу к дворам именитых семейств, а народ на торговых площадях уже гудел, кумекая, чья боярская дочь краше? Не краше, так милее… О мудрости тоже не забывали – не всякая царица ровня Василисе Премудрой, только ведь и сердцем можно быть умной.

      Женить царя приспичило Борису Ивановичу Морозову. Дело не худое, государю восемнадцать лет, целый год по монастырям ездил, поминал батюшку с матушкой. Нынче-то уж к делам царским привыкает, по часу в день думные дьяки читают ему челобитья. Многих милует, казни откладывает: злодею злодейство замолить надо.

      Сам о женитьбе Алексей Михайлович не завел бы разговоров. Но ближний боярин знал за воспитанником опасную слабость. Алексей влюбчив. Человек высокого стремления становился для царевича, а теперь-то для царя – водителем, учителем и самой правдой.

      На втором году правления царь-юноша собинным другом назвал