Дельфийский оракул. Екатерина Лесина

пованивающий серой. Запах этот перебивает аромат лип, и Саломея морщится.

      Позже она решит, что туман пришел из запределья, был он этаким предупреждением, которому Саломея не вняла. Она сидела, опираясь на серый парапет, глядела на дорогу, считая проезжавшие машины.

      Синий автомобиль. Красный. Зеленый. Белый, запыленный. И черный, с посеревшим кузовом.

      Время тянется. Аполлон опаздывает. С ним случается такое порой – он забывает о назначенных встречах. Это ничего. Он ведь занят и спит мало, работает над диссертацией. И статьи пишет. И еще – дипломы за тех, кто сам не в состоянии их написать. А еще и Саломея.

      И она смиренно ждет.

      Он появился со стороны автостоянки. Саломея сразу его узнала, да и как не узнать, если Аполлон – один такой! Саломея замахала руками, сдерживаясь, чтобы не закричать. Хотелось смеяться, броситься ему на шею, обнять, поцеловать, закружить – просто так, без повода.

      – Привет, – сказал Аполлон, озираясь по сторонам. – Пойдем. Нам надо поговорить.

      Он взял Саломею под руку, но не как обычно, а как-то жестко, и потянул ее прочь от кафе.

      – Посидим. Поговорим. Я заплачу!

      Саломея почти всегда платила за двоих. У нее были деньги, а у Аполлона – нет. А пара – это ведь когда двое. И, значит, все, что принадлежит Саломее, так же точно принадлежит и Аполлону.

      Она не раз и не два говорила ему об этом.

      – Идем, – повторяет Аполлон. Он идет быстрым широким шагом, и Саломее неудобно поспевать следом за ним. Она надела туфли на каблуках, которые оказались ужас какими неустойчивыми.

      – Подожди…

      – Идем. – Он не желал слушать. Тащил Саломею вдоль парапета. Сбежал по выщербленной узкой лесенке и, остановившись в тени двух старых кленов – их ветви переплелись так, словно бы деревья цеплялись друг за друга, – выпустил руку Саломеи.

      – Извини, – сказал Аполлон, хотя в тоне его не было ни капли раскаяния.

      – Ничего.

      Она пыталась отдышаться и успокоить желудок – почему не сердце? – в котором вдруг из ниоткуда возник ледяной ком. И этот ком надо было во что бы то ни стало растопить, пока…

      – Я давно собирался тебе сказать…

      Между кленами начиналась дорожка. Некогда эта часть города была парком, но потом качели куда-то исчезли, фонтан разрушился, а от былых огромных площадей город отгрыз пару-тройку кусков. От парка остался десяток деревьев и неряшливая лента кустарника, сквозь который пробивалась старая матерая крапива. Плети ее свисали на дорожку, и огромные – ладонью не прикрыть – листья ждали беспечного прохожего.

      Например, Саломею.

      Аполлон шел по дорожке, слишком узкой для двоих. И Саломее оставалось лишь брести следом, глядя на его спину. Широкая спина. И красивая. Сквозь белое полотно рубашки просвечивает загорелая кожа. Между лопатками – влажное пятно. А над ремнем брюк – складки, некрасивые.

      И нитка красная прилипла к белой ткани. Саломея уставилась на эту нитку, не в силах отвести взгляд.

      – Наверное, ты сочтешь меня подлецом, но… я женюсь.

      – Когда?

      Она