Искусство умирать. Сергей Герасимов

сержант снова отвернулся. На этот раз сержант обиделся: все военные ругаются, это их святое право. Если каждая шишка будет…

      Орвелл с детства не переносил брани. Наверное, из-за своего воспитания: он имел очень начитанную мать (правда, мать больше читала мелодрамы) и отца – профессора-лингвиста. Профессора-лингвисты пока еще не все вымерли на Земле; они помогали, к примеру, создавать такие вещички, как Ванька. Отец был со странностями. Он любил повторять, что брань – это остаток животного языка, звуков без смысла, который проявляется в человеке только тогда, когда не хватает языка человеческого. Возможно, отец был прав. Еще отец говорил, что брань похожа на болезнь – как только ты попадаешь в плохую компанию, ты заражаешься. Тогда Орвелл решил взрастить в себе невосприимчивость к болезни.

      В детстве все мы принимали громадные решения по поводу чепухи.

      Было еще одно обстоятельство: по соседству с домом, в котором тогда жил Орвелл, обитала семья двух никчемных пьяниц. Они любили друг друга, эти полуживые существа, но переговаривались только бранью. Однажды ночью муж ушел в лес и повесился. На следующую ночь то же сделала жена. Орвеллу тогда было одиннадцать; он был впечатлителен и раним как мимоза; он запоем читал фантастику и мечтал о карьере пилота-исследователя. Мечты исполнились, даже с лихвой.

      Кресла развернулись и Орвелл снова почувствовал могучую вдавливающую силу.

      Сейчас машина тормозила. Поездка заняла тридцать минут. Еще десять минут на слайдере – и он окажется на месте. Сержант включил Ваньку и Ванька запел:

      Тяжела рука у Лены как баллон с ацетиленом…

      5

      Летательный аппарат действительно был похож на блюдце. В этот раз он был более выпуклым и большего диаметра. Прошлый попадался Орвеллу лет семь назад. В прошлом не было ничего нового – маленькие сбивали часто.

      Точно похож на блюдце, на перевернутое блюдце. И спастись этим малышам не удастся.

      Подумав о блюдце, Орвел вспомнил, что уже три и пора бы поесть. Что-нибудь простое. Хотя бы сендвич. Просто слюнки текут.

      Он склонился над экраном сканера. Внутри блюдца всего одна жилая камера.

      Небольшая. Уборной или умывальника нет. Видимо, эти синие червякообразные (машина раскрасила пришельцев оттенками синего) не имеют не только пола, но и пищеварения. Счастливые они, столько проблем отпадает. Зато пролемы у нас – если они не питаются, то как их кормить? Если не кормить, то обязательно умрут. Все равно умрут.

      – Это что, наручные часы? – спросил Орвелл. – Покажите подробнее.

      Сканер заработал с максимальным разрешением и Орвелл увидел запястье существа. На запястье был тонкий браслет с кружком. В кружке всего одна стрелка.

      – Покажите вторую руку.

      Вторая рука тоже имела браслет и тоже с одной стрелкой. Но стрелка была иной.

      – Ты заметил? – спросил Орвелл.

      Сейчас к нему подошел Коре – коллега, но не друг. Орвелл вообще не умел заводить друзей. В детстве он был стеснителен, а в юности слишком разборчив – так и не научился.

      Коре было около сорока, он был почти