Северо-Запад. Зэди Смит

глуповатое. Тронутое, говорят ирландцы. Может быть, она тронутая.

      – Да… может… да, нет, да, именно. Мидлсекская. Так.

      Ли выпрямляется, достает телефон из заднего кармана, набирает номер.

      – Я БУДУ У ВАС ЗАВТРА.

      Ли кивает, а Шар продолжает, словно и не замечая, что Ли куда-то звонит.

      ОТДАМ ДЕНЬГИ. ПОЛУЧУ МОЙ ЧЕК ЗАВТРА, О’КЕЙ?

      Ли подносит телефон к уху, улыбается и кивает, дает свой адрес. Изображает чашку чая. Шар этого не видит. Шар смотрит на цветущую яблоню. Она отирает слезы с лица грязным рукавом. Ее пупок – плотный узел вровень с кожей живота, пуговица, вшитая в подушку дивана. Ли повторяет собственный номер.

      – Порядок.

      Она поворачивается к столику, берет свободной рукой чайник, чуть не роняет, потому что предполагала, что он пуст. Немного воды проливается. Она возвращает чайник на плитку и остается там, где стоит – спиной к гостье. Здесь нет места, чтобы нормально стоять или сидеть. Перед ней на длинном подоконнике, который тянется вдоль комнаты, некоторые вещи из ее жизни: фотографии, всякие безделушки, прах отца, вазы, растения, травы. В окне отражение Шар подводит маленькие голени к сиденью стула, обхватывает руками щиколотки. Волнение было менее неловким, более естественным, чем это. Эта страна не годится для того, чтобы подавать чай незнакомому человеку. Они смотрят друг на друга в стекле. Есть добрая воля. Сказать им друг другу нечего.

      – Достану чашки.

      Ли называет все свои действия. Она открывает шкаф. Там полно чашек; чашки на чашках, на чашках.

      – Хорошее место.

      Ли слишком быстро поворачивается, делает руками неуместные движения.

      – Не наше… мы снимаем… наше только это… наверху две квартиры. Общий сад. Это муниципалитет, так что…

      Ли разливает чай, а Шар оглядывается. Нижняя губа выпячена, голова едва заметно кивает. Она напоминает агента по торговле недвижимостью. Теперь она подходит к Ли. На что тут смотреть? Мятая фланелевая рубашка в клетку, шорты – бывшие джинсы с неровно отрезанными штанинами, ноги в веснушках, босые – нелепая фигура, может, бездельница, которая может себе это позволить. Ли складывает руки на животе.

      – Мило для муниципального дома. Много спален, и всякое такое?

      Губа по-прежнему оттопырена. От этого она глотает звуки. С лицом Шар что-то не так, замечает Ли, ее смущает то, что она это заметила, и она отворачивается.

      – Две. Вторая – просто коробка. Мы типа используем ее, как…

      Шар тем временем начинает копать совсем в другую сторону; она медленнее Ли, но она теперь здесь, они здесь вместе. Она тычет пальцем в лицо Ли.

      – Постойте… вы ходили в Брейтонскую?

      Она, возбужденная, опускается на стул. Вероятно, что-то не так.

      – Клянусь, когда вы говорили по телефону, я думала: я вас знаю, вы ходили в Брейтонскую!

      Ли усаживается на стол и называет ей даты. Шар переполнена хронологией. Она хочет знать, помнит ли Ли, когда было затоплено научное крыло, помнит ли, как Джейк Фаулер сунул голову в тиски. По отношению к этим координатам, словно