Когда расцветут гладиолусы. Ирина Говоруха

лунный день

      – Вы знаете, что общего между снегом и солнцем? – спросила Милена у незнакомого мужчины, трогая тонкими пальцами остывшее стекло.

      За ним был синий лес, словно коктейль Blue Velvet, синее сапфировое небо и синий скрипучий фонарь. Мужчина казался равнодушным и немного бледным. Немного пожилым и уставшим. На безымянном пальце – свежая царапина. Простуженный нос. Свитер с растянутым горлом и петлями – одна выше другой. Глаза с желтоватыми белками. Или, возможно, его лицо так оттенял синюшный закат?

      Он ответил… Нехотя, словно не ей:

      – Нет ничего общего. Солнце – единственная звезда, основной источник энергии. Вокруг него скачут карликовые земли, большие миры и космическая пыль. Снег – это осадки, мелкие осколки льда. Вы, девушка, ничего не путаете?

      Милена заправила волосы за уши, а потом, не поворачиваясь от стеклянной кальки, за которой пласт снега уже напоминал иранский ковер, объяснила:

      – У них один общий дом – небо. В нем живут планеты-гиганты, двойные звезды, квазары и снежинки в затвердевших облаках. И то и другое высоко. И то и другое может быть низко. Очень низко, под самой полимерной подошвой башмаков. Вы же подставляете солнцу лицо, когда загораете, и топчетесь по солнечным зайчикам, когда делаете уборку в квартире? И выходите с непокрытой головой под легкую метель? А все формирует небо. Но ни на снег, ни на солнце я долго не могу смотреть. Болят глаза.

      Мужчина поднял веки. Он не уловил сути сказанного. Просто заслушался музыкой слов.

      – Девушка, вы так одухотворенно говорите, что мне даже захотелось вспомнить Есенина.

      И прочел, глядя в теплую щель приоткрытой двери:

      Ах, метель такая, просто чёрт возьми!

      Забивает крышу белыми гвоздьми.

      Только мне не страшно, и в моей судьбе

      Непутёвым сердцем я прибит к тебе.

      Прочел и еще больше осунулся.

      Они наблюдали мерцающую зиму с цокольного этажа санатория «Сольва» и ждали своей консультации по минеральным водам. Женщине было почти пятьдесят. Ему – шестьдесят два. На ней красный горнолыжный костюм и легкая куртка. Чистое лицо и огромные светящиеся глаза. В его глазах не было ничего: ни света, ни красок, ни тьмы. Она посмотрела в уголок его сердца и увидела там утрату. Утрату очень близкого человека.

      – Первый раз здесь?

      Милена резко отошла от окна, и запахло виноградными духами. Глеба обдало ароматом Изабеллы – самой любимой ягоды из детства, на которой всегда был инеевый эффект. Он даже не предполагал, что когда-то сможет есть ее в любое время года, не дожидаясь сентября. Только уже без той радости и ощущения чуда. И того вязкого пасленового вкуса.

      – Да. А вы?

      – А я здесь состарился.

      – Тогда вы знаете все о Медвежьем урочище?

      – Как сказать… Устаревший бугельный подъемник. Постоянно работают снежные пушки, не всегда успевающие превращать капли воды в снег. Плавный, пологий спуск, укатанный ретрактами, и на нем практически