Когда расцветут гладиолусы. Ирина Говоруха

пойми, – рассуждал он по утрам. – Я сорок лет спал один. Ворочался, упираясь коленями в глухую стену, топал на кухню заморить червячка и попить воды. А теперь мне приходится с кем-то делиться кроватью. Понимаешь, мне тесно. Я еще к этому не готов.

      И она уходила спать в крохотную необставленную спальню, больше похожую на чулан. И укрывалась его старым пальто, так как в квартире не было лишнего одеяла. А когда по утрам на цыпочках пробиралась на кухню готовить завтрак, неизменно заставала открытую хлебницу. В ней лежал только серый мякиш, издали напоминающий буханку. За ночь он съедал всю хрустящую корку до конца.

      Однажды, прогуливаясь рыхлым вечером, из которого бесследно исчезли звезды, они забрели в ночной супермаркет. У входа стояла машина, и грузчик с разбитой губой разгружал торты. Они тогда купили «Киевский» с желейными ромбиками и масляными персиковыми цветами. А утром она нашла в мусорном ведре только коробку и гору белых и ореховых крошек. Стасик съел все, не посчитав нужным оставить ей хоть кусочек.

      Только Катя очень хотела быть женой. Честно гладила его рубашки 54-го размера, напоминающие парашюты, и аккуратно развешивала их в шкафу. Научилась готовить любимый суп харчо и голубцы. Вязала носки и ползала с тряпкой, вытирая пыль с плинтусов. А он продолжал раздражаться по любому поводу. Даже, когда из кухни в комнату просачивался сытный запах еды, демонстративно затыкал полотенцем щели в просевшей двери. Сердился, если переключала канал, потому что только он в своей квартире мог диктовать, что смотреть по телевизору, и приходил в тихое бешенство, если в доме появлялся кофе другого, непривычного сорта, или она отвечала на звонки по домашнему телефону.

      – Никто не должен знать о твоем присутствии, пока у нас еще ничего не решено.

      Но хуже всего было в постели. Он ненавидел целоваться и не целовал ее даже в губы.

      – Что ты от меня хочешь? Эти телячьи нежности меня раздражают. Есть дела поинтереснее.

      А она верила, что так и надо…

      Стас выбирал позу, в которой минимально соприкасались тела, потому что чужая кожа натирала ему живот, и все боялся, что у него в постели случится инсульт, как у соседа из второго подъезда. Поэтому постоянно останавливался и прислушивался, не закралась ли головная боль, а когда действительно появилась еле уловимая пульсация – тут же вызвал неотложку. Докторша, с перекошенным от зевания ртом, измерила давление, послушала сердце и дала ему анальгин.

      Он жутко разбрасывал вещи, стриг ногти и складывал их горкой на стеклянном столе, купленном в JYSK, и все время что-то искал в своих широченных, приплюснутых стопах, напоминающих медвежьи лапы. Он очень гордился этим столом, и каждому, заходившему в дом, обязательно на него указывал, подчеркивая, что купил именно в JYSK. Когда болел, запрещал с ним по нескольку дней разговаривать и при этом не снимал с головы полотенце, повязанное на манер чалмы. В такие моменты от него пахло потом, лекарствами и еще чем-то похожим на запах гнилой капусты.

      А