Таисия, или Кукла московская. Лидия Петровна Будрик

дорогу, – ответил паренек и остановился. – А вы могли бы ее сами домой отвести? А то меня там ребята ждут.

      – Могу, – охотно согласилась она.

      – Тогда я побежал, – быстро сказал Славик и пустился наутек, выбегая через распахнутую калитку.

      Вскоре он скрылся в соседнем проулке в зарослях акации, веря и понимая, что сестренку доведут до бабушки и без него. А он отрапортует старшему брату, что сестра доставлена к дому, так как был уверен, что эта тетя никак не могла его обмануть и обязательно отведет Настю по указанному адресу.

      Уже заметно темнело. Тася взяла девочку за руку, и они пошли через дорогу. Она открыла калитку, вошла во двор и шагнула по тропинке, оглядываясь по сторонам.

      Здесь было чисто и уютно. В палисаднике распустились бело-желтые нарциссы, и их крупные бутоны виднелись даже в сумерках надвигающейся темноты.

      Они подошли к двери. Тускло горела лампа над входом. У крылечка на лавочке сидела не совсем старая женщина, а рядом с ней лежали два костыля.

      Завидев внучку, та всплеснула руками и в недоумении спросила:

      – Откуда вы ее привели бедолагу? И что у нее с рукой?

      – Собака покусала. А медсестра сделала перевязку, – пояснила Тая, взглянув на малышку.

      – Горе ты мое, иди ко мне! – покачала головой Боброва, поманив ее к себе.

      А сама взяла ребенка на руки, усадила её на колени и, прижав к себе, поцеловала в макушку.

      – Разве ж я за вами угонюсь! – стала ругать она Настю. – Куда ж ты убежала?

      Потом посмотрела на нежданную гостью и стала ее благодарить:

      – Спасибо вам большое, добрая душа. Ножки у меня совсем больные, не могу смотреть за ними как надо. А Шурка, сноха моя, совсем спилась. Ей и дети теперь не нужны, – стала жаловаться Боброва на судьбу. – Сын мой Сашка погиб два с половиной года назад. Шурка как раз Галей беременная была. Она сразу после похорон и запила. Вроде… понемногу сначала, а потом и совсем пить стала. Галинка родилась слабенькая, ножки плохенькие, она и до сих пор плохо на них стоит, всё дома со мной сидит. Я ее уже спать уложила. Обстирать, обмыть, сил у меня уже не хватает. Родственники и соседи твердят: сдай в детдом, навещать будешь. А как же я их сдам, когда у меня кроме них… никого нет… Кровиночки мои… – сказала женщина дрожащим голосом и заплакала. – Хорошо хоть… Федор помогает, – стала утирать она слезы рукой. – Своих-то ребятишек Бог не дал, так нам помогать взялся. Сказал, что детей друга не бросит… Они шибко хорошо дружили с моим сыном! Без него мне было б тяжко совсем…

      Сердце девушки сжалось от боли за эту несчастную женщину. Она слушала ее рассказ и не знала, как утешить.

      – Ты чья будешь-то? – спросила Анна Филипповна, разглядывая ее всю.

      – Никифоровой теть Маши племянница, – тихо пояснила ей Тася.

      – Ой! – всплеснула рукой Боброва, меняясь в лице. – Мне сегодня рассказали, у тебя у самой горе-то какое! А ты держись, держись, голубушка! Все мы там будем. А живому о живом думать.

      – Держусь, – вздохнула она. – Может, вам помощь какая нужна? Я могу помочь.

      – Да нет, деточка, всё есть. А что грязные, так