Под жёлтым зонтом. Юлия Лавряшина

кабинок нету.

      Мне стало смешно.

      – Где ты видел душевые кабинки?

      – Рассказывали, – сознался он. – Тот парень, фальшивомонетчик. В деньгах купался, паразит! Да, видать, зарвался малость… У тебя есть дома такая кабинка?

      – Нету. И квартира у меня обычная.

      – И евроремонт не делал? – усомнился Макар.

      Я вспомнил отставшие в углу своей комнаты обои. Когда открывали форточки, стены начинали угрожающе потрескивать, будто под бумагой расправляло сухие крылья неведомое насекомое. Но ремонт пугал меня сильнее, чем это существо. К тому же, нам с мамой просто некуда было переселиться на это время. Она еще могла бы пристроиться у подруги, но кто приютил бы меня на целых три месяца?

      Макар между тем продолжал допытываться:

      – Куда ж ты деньги тратишь?

      – Да я не так много и получал… Лари только раз прибавил мне зарплату. Может, он ждал, что я попрошу?

      – Ну, и попросил бы! Чего там, раз все равно на хозяина работал? Теперь-то, конечно, оно, вроде, и лучше, что не просил…

      – И потом я мечтал купить дом… За городом, как у Лари. Только побольше. Чтобы у Арины был светлый кабинет. И чтобы спальня была. И две или три детские.

      – Э-э! – встревожился Макар. – Да ты сейчас разревешься… Давай-ка, еще по одной. Чтоб дух укрепить!

      Выпив, он решительно сказал:

      – Ничего, Кирюха, жизнь она, собака, длинная. Очухаешься. Перво-наперво, знаешь что? Откормить тебя надо, дохловат ты малость… Может, потому этот Лари так легко с тобой и справился?

      – Не потому, – сказал я.

      – Все равно. При твоем росте надо есть побольше. Моя Пашуня тебя в два счета откормит. А чего ты, правда, такой хилый? Не подумаешь даже, что в ресторане работаешь.

      – Работал, – поправил я. – В прошедшем времени.

      – Э-э, – снова протянул он. – В прошедшем мы, Кирюха, всегда успеем. Поживем пока что в настоящем.

      Он постелил мне прямо на полу драное ватное одеяло и виновато пробормотал:

      – Завтра мы тебя отмоем, а нынче уж так перекантуйся. Пашка голову оторвет, если я тебя таким на кровать пущу. Она в смысле порядка строгая баба.

      – Ничего, – заверил я.

      Сейчас это и вправду не имело для меня значения.

      – Спи, дружок, – Макар заботливо прикрыл меня полушубком. —Намаялся…

      Овчина пахло терпко и чуть душновато, но я накрылся с головой, чтобы получше спрятаться от того мира, который все еще был со мной. Или я с ним? От выпитого в голове завертелась шальная карусель, и постепенно я перестал различать лица тех, кто кружился на ней. А когда снова открыл глаза, передо мной оказалось совершенно незнакомое лицо. Смуглое и круглое, как большой спелый абрикос.

      Еще не проснувшись окончательно, я сел и машинально произнес:

      – Доброе утро.

      Женщине заливисто расхохоталась и лихо закинула за плечо мягкую косу.

      – Доброе, доброе! Ой, какой смешной!

      – Я?!

      – Ты, ты, – она опять рассмеялась. – Головка-то бобо?

      – Что?

      – Болит голова, спрашиваю? Похмеляться будешь?

      – Нет, –