Убийца с лицом ребенка. Михаил Ушерович Ушер

сказал я, хотя не представлял, как я могу это сделать. Фактически я восемь лет находился в изоляции. Мне хотелось уже какой-то определенности.

      – Тогда оформляем все необходимые документы, – предложил Аленичев и я оказался на курсах подготовки разведчиков-нелегалов.

      Я подписал документ, в котором было указано, что я никогда в своей жизни не увижу свою жену и дочь и не буду к этому стремиться. А взамен этого мое дело будет пересмотрено, я буду оправдан, а моя жена и дочь будут получать пенсию за смерть кормильца.

      В течение года я изучал фотографии лидеров украинских националистов, сотрудничавших с немцами, участвовавшими в акциях Бабьего Яра, в уничтожении тысяч евреев во Львове перед приходом гитлеровцев, в событиях Хатыни и других городах страны и оставшимися безнаказанными. Я освоил приемы дзюдо, научился попадать с пистолета в «десятку», приготавливать яды, которые имитируют смерть от сердечной недостаточности, улыбаться, когда сердце разрывается от боли и тоски, выучил наизусть трактаты видных теоретиков украинских националистов.

      Весь последующий год я жил и трудился в одном бараке с осужденными за коллаборационизм украинцами в лагерях мордовии. Мы собирались отдельной группой, пели украинские песни, проклинали москалей и мечтали о независимости Неньки.

      Кстати, среди них многие были совестными людьми, работавшими на немцев по совершенно разным жизненным обстоятельствам. Живя с ними бок о бок, я каждый день впитывал в себя идеи независимости, привычки, пословицы и поговорки. Обзаводился рекомендациями, связями. Каждый год меня переводили в новый лагерь, где я начинал дружить с ходу с осужденными националистами. Меня рекомендовали друг другу, как надежного и преданного украинского националиста. Естественно, что все наши споры, мысли, проекты передавались мною через заместителей начальников лагерей по оперативной работе моим кураторам в центре. Иногда мне приходилось добиваться освобождения лидеров местных ячеек от тяжелой, измождающей работы, тем самым, спасая им жизнь. Через несколько лет меня знали практически все осужденные украинские националисты от Мордовии до Сахалина. Они доверяли мне свои письма, книги, рукописи. Лагерная почта задолго до моего появления там знала, что Червоненко Иван Трофимович является несгибаемым борцом с Советской властью и готов отдать жизнь за свободу и независимость Украины. Мой приговор за антисоветскую деятельность и поддержку бандеровского движения к двадцати пяти годам лишения свободы без права помилования был пропуском в святая святых подпольных лагерных групп. Так шла моя подготовка к побегу через пролив Лаперуза в Америку. Вместе со мной должны были бежать еще три украинских националиста. В день побега нам специально поручили работу вне лагеря, очистить от ила три баркаса, подлатать их днище, покрасить. Нас охраняли трое охранников с собаками. Работа шла медленно, баркасы были тяжелыми, собаки лаяли, не переставая. Старший охранник предложил нам проверить один из баркасов, спустить его на воду