Убийца с лицом ребенка. Михаил Ушерович Ушер

Пинхусович Вайсман? – спросил он меня, прихлебывая чай. Я махнул головой, мол, да. – Почему вы так не любите Советскую власть? – спросил он. – С чего вы взяли? – ответил я. – Я очень уважаю Советскую власть.

      – Послушай меня, Мойша, – сказал он. – Мне еще нужно допросить двенадцать человек. Хочешь, я дам тебе один хороший совет?

      – Хочу, – ответил я.

      – Тогда подпиши все бумаги, что я написал и вернешься в камеру здоровым и счастливым. В противном случае, – он отставил в сторону стакан с чаем и снял очки, – ты все равно подпишешь все мои бумаги, но уже ослепнув и плавая в собственной крови. Ты же не хочешь умереть инвалидом?

      – Я вообще не хочу умирать, – сказал я ему.

      – Никто не хочет умирать в твоем возрасте, – сказал он. – Запомни, Советская власть, создана для простого народа и должна быть беспощадна к его врагам, таким, как ты. У тебя на раздумье пять минут.

      Я не читая подписал все бумаги, что были в папке.

      После этого следователь Бронштейн вынул из стола газетный сверток, развернул его и меня обдал чесночный запах кровяной колбасы.

      – Это свиная кровь, – сказал он. – Будешь есть?

      – Конечно, – сказал я, чувствуя тошноту от наступившего голода.

      Он нарезал для меня три кусочка, отломал горбушку хлеба, встал и принес мне чай.

      – Молодец, – сказал следователь Бронштейн. – Все эти сказки о кошерности придумали евреи-эксплуататоры.

      Я поел кровяную колбасу с хлебом с большим удовольствием. Мне кажется, что я больше никогда в жизни так вкусно не ел. Правда, твой чай, Регина, гораздо вкусней, чем тюремный.

      Регина и Иосиф переглянулись друг с другом и снова уставились в лицо старика.

      – Следователь приказал отправить меня в камеру и на прощание пожал руку. Три дня до суда, что я находился в камере, я благодарил Бога, что мне попался такой умный и добрый следователь. Каждый час в камеру приносили полутрупов или людей, настолько обезображенных и искалеченных, что было странно, как они не умерли прямо на допросе. Некоторые все-таки умирали под утро. Стоны и крики стихали и это означало, что человек умер. Тогда кто-то из живых и не допрошенных, стучали в дверь, входили такие же полутрупы с синими от побоев лицами и выносили уже настоящие трупы.

      Суд находился в соседней камере. Трое людей с безумными от усталости глазами штамповали приговоры.

      – Гражданин Вайсман? – спросил тот, что сидел посередине, худой, даже можно сказать, изможденный человек, постоянно кашляющий в носовой платок, отчего тот становился розовым.

      – Да, – сказал я бодро.

      – Вы обвиняетесь в организации покушения на товарища Кагановича и товарища Ворошилова.

      – Чего? – изумленно спросил я. – Где товарищ Каганович, а где я?

      – Понятно, – сказал он и прокашлялся. – Подойдите к столу. Посмотрите, это ваша подпись?

      – Моя, – сказал я.

      – Так чего вы выпендриваетесь? – сказал один из судей. – Вы подписывали бумаги добровольно?