Тени наших дней. Эшли Дьюал

тебя несет порошком за километр, – рассмеялся Женя, – прости, но это чистая правда.

      – Чистая-пречистая, – кивнул Кирилл.

      – Чистейшая, – подтвердил Егор.

      – Заткнитесь, ладно?

      – Как скажешь.

      – Если пожелаешь.

      – Любой твой каприз.

      Ребята засмеялись, а педант закатил глаза, что делал постоянно, когда ситуация выходила из-под контроля и раздражала его. То есть практически каждые две минуты.

      Как долго Кир не слышал их совместного смеха, сочетание призрачных голосов, теперь взрослых, гортанных, знакомых и чужих одновременно. Пересечение давнего прошлого и настоящего, точка в дневнике, которая превратилась в запятую. Он даже не представлял, что вновь окажется здесь, и все же это он, это здесь, и жаль, что нельзя предсказывать свое будущее, ведь тогда удалось бы исправить столько ошибок или же подготовить себя к последствиям. Как же жаль. Жизнь и сожаление идут рука об руку, жизнь и смерть тоже. Кто справа? Кто слева? Кто из них ставит подножку, а кто тащит за собой?

      Кирилл все еще улыбался. Картинка все еще плавала перед глазами. Он надавил пальцами на виски и встряхнул головой, надеясь избавиться от белесых вспышек, но разбередил спящее море. Шум взорвался в ушах, подобно гранате, и его плечи сами собой покатились вниз, сами собой сжались в судороге. Смех друзей превратился в отвратительные крики на низкой частоте, движения замедлились, дикость в глазах застыла. Парень едва не свалился со стула, замахнувшись в поисках поддержки, но неожиданно его под локоть взяла Соня.

      – Ты чего? – Заскрежетал голос. – Кирилл? – Острая стрела. – Кирилл?

      Бродский выпрямился и устало посмотрел на нее. Время понеслось с обычной скоростью, голоса ребят приобрели знакомые ноты. Жизнь в забегаловке вернулась в прежнее русло, но взгляд девушки остался там, в поврежденной киноленте, поплывшей на экране.

      – Кир? – Повторила она, хмуря брови, из-за чего кривой шрам на ее переносице стал более четким.

      – Ты мне?

      – Нет, себе.

      Женек продолжал что-то рассказывать. Кирилл невероятно обрадовался, когда понял, что никто не обратил на его приступ внимания. Никто, кроме Сони. Она продолжала сжимать его ледяную руку с необъяснимой силой.

      – Я все еще не поел, – небрежно улыбнулся он, – и я все еще пьян.

      – Так не пей, раз становится паршиво.

      Парень усмехнулся. В очередной раз нервно. И в очередной раз не к месту. В его мире он пил как раз потому, что ему уже было паршиво, а не наоборот.

      Он прошелся пятерней по волосам, расправил плечи. Поглядел на девушку и выдохнул:

      – Я чувствую себя превосходно.

      – Считаешь?

      – Угу.

      – Ты ведешь себя странно.

      – Я веду себя обычно.

      – Нет, странно.

      – Слушай, сделаешь мне одолжение? – Кирилл приблизился к Соне, к ее милому личику с горящими, красивыми глазами и медленно, тихо проговорил: – Пусть это останется между нами, как тебе идея?

      – Но я…

      – Вот и договорились.

      Он щелкнул ее по носу кончиком